Проклятию скучно и как-то до невозможности холодно — даже адский огонь не греет озябшие руки, а чужие страдания не согревают пустоту, зовущуюся душой. Проклятию кажется, что еще пару мгновений — таких же морозных, — и она превратится в ледышку и разобьется на сотни мелких осколков. Проклятию хочется почувствовать что-нибудь, кроме холода, въевшегося в кожу.

Проклятие завистливо вздыхает и коситься на Дом: ему, в отличие от неё, до холода нет никакого дела.

Дому тепло, ему даже жарко — стекла его вечно запотевают от горячего дыхания жильцов и даже гуляющие сквозняки по лабиринтам коридоров не охлаждают его стены. Дом пышет жаром, он готов делится свои огнем с кем-угодно и Проклятие слишком сильно рада, что всё его пламя принадлежит только ей. Но даже оно не в силах согреть: Дом берет её за руку и обжигается холодом, целует в шею и дрожит от мороза, перебравшегося к нему. Только эти льдинки внутри него мгновенно тают, а не превращаются в айсберги.

Но кроме холода, от которого уже никогда не избавится, Проклятие мучает скука — вечная и никогда не отпускающая. Она въелась внутрь, съев все радости, оставив лишь равнодушие: ледяное, звенящее и слишком статичное, белоснежно-белое без единого намека на другие цвета.

Каждый раз, когда Проклятие закатывает глаза и закусывает губу, Дом знает, что скоро придет беда и превращается в шута, пытаясь отогнать ненасытную скуку: он слишком любит людей внутри себя, чтобы обрушивать на них очередное горе, причиной которого будет лишь желание Проклятие повеселится.

Иногда уберечь своих детей от Проклятия у него получатся, но чаще, намного чаще, чем хотелось бы, у него не выходит это, и Дому остается лишь сгорать от желания отвесить ей парочку пощечин, чтобы привести в чувство: ведь люди, действительно дорогие ему люди, для неё лишь игрушки и способ развлечься.

Но несмотря на все, на вечные капризы и холод, исходящий от неё толчками, Дому хочется быть рядом с ней: пытаясь согреть, отогнать скуку; пытаясь хоть на капельку сделать её более живой и человечной; пытаясь сделать много-чего, что у него никогда не выйдет.

Каждый раз, когда Дом смотрит в её глаза — настолько черные, что невозможно различить зрачок, — он понимает, что все его попытки оживить Проклятие тщетны. Но он не опускает руки, ведь у них вдвоём немного меньше, чем вечность. И возможно когда-нибудь, на очередное признание в любви, он услышит от Проклятия что-то кроме:

— Аж берет за отсутствующую душу.