Вейлон смотрел прямо в ярко горящие глаза Жениха, держал его за руку; это, пожалуй, был первый и последний раз, когда программисту по-настоящему было жаль Эдди. Это может показаться странным, ведь не так давно Парк убегал от Глускина, пытался сбежать из Маунт Мэссив навсегда, забыть работу на Меркоф, как ужасный кошмар, уже отпирал дверь, готовый вырваться на свободу, но был пойман. Ещё пару секунд назад сам Парк мог бы быть подвешен на потолке спортзала среди «избранных», но слишком упрямых жён Глускина, а последний иногда приходил бы, чтоб насмехаться над вульгарностью жены.

      Заплаканные глаза Жениха с большими тёмными мешками, старящими Эдварда, выглядели ещё более безнадёжными, чем обычно; кожа жениха стала ещё бледнее, рука, за которую держался Вейлон, стала почти по-мертвецки холодной. Эдди испуган. Некий маниакальный страх охватил его. Это невозможно предугадать, этим нереально управлять, это нельзя объяснить. Эдди боится оставить жену в одиночестве, расстаться с ней, отпустить дрожащую руку её или же переживает из-за скорой собственной смерти? Но этот страх одновременно и нравится Жениху. Будто обострились все чувства и пробудились, «вырвались» из плоти мужчины, подпитавшись кровью, те, что никогда ему знакомы не были.

      Сначала Эдди казалось, что внутри застряло нечто ужасно холодное, леденящее, мешающее вдохнуть полной грудью или пошевелиться; всё тело кололо. Жениху хотелось спрыгнуть с неизвестного объекта, вывернуться наизнанку, вынуть из себя все органы, лишь бы ощущения покинули, и всё встало на свои места, но потом… потом было тепло. Не то, что тепло, а жарко! Будто Эдди – гора, а неизвестный железный объект пробил в нём жерло. И вся кровь стала бурлить, как разбушевавшееся море, превращаясь в лаву, жаждущую покинуть тесный вулкан и принести разрушения Земле, но у этой самой лавы что-то стояло на пути. Жених чувствовал драйв, животную силу в себе, мощь; он чувствовал, что может свернуть горы или перебить целую армию. Это неповторимо.

      Глускин изогнул чёрные брови; широкая, довольная улыбка внезапно проявилась на его лице. Эдди белыми, горящими глазами буквально пробуривал самую дорогую на свете «женщину», которая могла бы стать его женой, мысленно представляя, как было бы прекрасно вставить ей нож в живот, провернуть его там… Она могла бы стать самой чудесной невестой, они – самой красивой парой. Могли бы…

      Вейлона до чёртиков пугала физиономия Жениха; паренёк всем телом дрожал, словно овца, прямо в глаза которой смотрит волк, только что убивший её братцев и сестрёнок, но не отпускал руку.

      В голове Парка не было ни единой мысли, он просто ждал чего-то. Что-то внутри заставляло его быть с Эдди тогда, держать его за руку, глядеть ему глаза, не отрываясь не на секунду.

– Мы могли бы быть красивыми, дорогая, – с грустью и пугающей улыбкой произнёс Эдди, после чего сам отпустил руку. Верёвка, словно ядовитая змея, впившаясь острыми клыками в ногу жертвы, потянула Глускина, и он налетел на арматуру.

      Вейлон ошалевшими глазами смотрел на труп Жениха, не осознавая, что сейчас произошло. Он чувствовал и свою вину в происшествии.