Вечная любовь бывает только в романтических романах. В реальности же все намного банальнее: новизна ощущений проходит, и секс, такой захватывающий и прекрасный, со временем превращается в рутину. Невесомая легкость бытия сменяется тяжестью прошедших дней, все чаще оставляя в памяти раздражающие часы, которые перевешивают чашу счастливых мгновений. В частности когда дело касается мужчин в паре. И особенно если один из этих мужчин — Иной, проживший не одну сотню, а то и тысячу лет.


***

Завулон захотел Городецкого. Он долго присматривался к Светлому выродку, посмевшему ставить палки в колеса ладно сконструированным проискам Всетемнейшего. Пару раз пытался убить его, но в итоге понял, что подмять будет более изощренной местью, чем вульгарное убийство, за которое, кстати, можно схлопотать от Инквизиции путевку в Сумрак, а Светлый щеночек Гесера вряд ли этого стоит. Да и отрадно будет полюбоваться физиономией Бориса, когда для него станет очевидным этот милый мезальянс.

Завулон принялся за новую интригу с присущим ему упорством, педантизмом и изощренностью, предвкушая вкус победы, которым он насладится, смакуя не по-мужски пухлые и изящные губы Антона.
Но строптивый мальчишка не понимал намеков и совершенно не хотел осознать, какое счастье свалилось на него. Азарт и досада подогревали Завулона, постепенно перейдя в стадию жарки на вечном медленном огне. В итоге, когда весь легальный джентльменский набор уловок и приемов, накопленный Артуром за века, исчерпал себя, терпению главы Дневного Дозора пришел конец. Уязвленное самолюбие вопило, что пора переходить к активным действиям, невзирая на желания Антона.

Но случилось так, что, когда Завулон дошел до ручки и едва не сотворил глупость в порыве, абсолютно немыслимом для него, сдержанного, прагматичного и холодного стратега, удача наконец явила ему свое прелестное личико, правда, едва не став последним, что Всетемнейшему пришлось бы увидеть в этом мире.

Совместная операция Дозоров, с легкой руки Завулона построенная так, чтобы он оказался с Городецким наедине, пошла не совсем по тому плану, который предполагал Артур. Спятивший маг-абаас**, непонятно из какой якутской норы появившийся, сожравший почти целую деревню людей и из-за этого накаченный Силой так, что даже от его чиха Сумрак ходил ходуном, не отреагировал на Доминанту и выдержал удар Плети Шааба. Антон, обманутый внешностью абааса, швырнул в него Прах, решив, что каменная сущность противника раскрошится по аналогии с големами. Абаас, хотя и изрядно покореженный магами, тем не менее собрался нанести удар, целясь в Городецкого каким-то диковинным заклинанием, после которого — это было совершенно ясно Завулону — тот прямиком отправится в Сумрак.

«Эта тварь не доберется до него!» — было последней мыслью Завулона, которого накрыла безумная ярость. Слишком много сил он потратил, чтобы так просто упустить мальчишку. Он бросился к Антону, заключая себя с ним в Хрустальный шар и швыряя в Темного ублюдка Марево Трансильвании. Этот последний выплеск Силы оказался почти фатальным — Завулон потерял сознание, и раны, которые нанес ему абаас во время схватки, принялись вытягивать из мага жизненную силу, утратив магическую подпитку.

Абаас разлетелся в каменную крошку, щедро сдобренную фрагментами плоти. Городецкий, испуганный состоянием Завулона, который в буквальном смысле умирал у него на руках, наконец-то отреагировал должным образом и попытался вернуть того к жизни. Мысль о том, что Завулон спас его, пожертвовав собой, странно взволновала и заставила другими глазами посмотреть на Всетемнейшего. Когда Завулон пришел в себя и достаточно окреп, чтобы анализировать, слабые, но вполне ощутимые флюиды, которые источал Городецкий, зажгли в Артуре искру надежды, которая быстро разгорелась во всепоглощающее пламя.

Смертельная опасность и идиотская самоотверженность — вот что, оказывается, нужно было, чтобы заполучить Светлого максималиста. Завулон хищно усмехнулся. Да, Городецкий та еще принцесса. Отдай за нее жизнь – и получишь все. Недешево, конечно, но явно того стоит. По крайней мере, он на это надеялся.

И не прогадал. Их первый поцелуй, стремительно перешедший в первый секс, случился там же, в дремучей чаще, на еще не остывшей от яростной схватки земле. Адреналин сыграл с ними славную шутку, только этим и мог оправдать свой невероятный для понимания поступок Антон. Он почти под носом у начальника, коллег и врагов безрассудно и страстно зарывался в листья с главой этих самых врагов.

Более сумасшедшей вещи Антон в своей недолгой, по меркам Иных, жизни еще не делал.

Секс оказался неожиданно приятным, и когда Артур предложил переехать к нему, вопреки кислой физиономии шефа и хмурому напоминанию о долге «несмотря ни на что, оставаться Светлым», Антон дал согласие.


***

Время шло. Семейная жизнь с главой Дневного Дозора не была простой. Неизбежная притирка характеров и схлестнувшихся диаметрально противоположных в своей сути мировоззрений не позволяла отношениям погрязнуть в скуке и обыденности абсолютного счастья и покоя. Ехидные замечания дышавшего сарказмом Завулона выводили Светлого из себя, правда усилиями самого Всетемнейшего побоище достаточно быстро переносилось в пределы спальни, заканчиваясь вполне очевидной и крайне приятной капитуляцией противника, уложенного на обе лопатки. Со временем Завулон пресытился страстями и решил воспользоваться огромным опытом и мудростью, имевшимися в его арсенале, чтобы сглаживать порывистый и местами острый характер любовника. Городецкий, увидев это, по достоинству оценил жест Артура, и в душе его помимо бушующего там сексуального угара стало зарождаться теплое и робкое чувство, которое Светлый с истинно мужской суровостью и определенным суеверным страхом затолкал в самую дальнюю часть подсознания, чтобы, не дай Мерлин, не только Завулон об этом не узнал, но и он сам не осознал до конца.

Но со временем Завулону все же стало скучно. С одной стороны, он был рад, возвращаясь домой, находить там Антона, который задумчиво кусал губы, уютно устроившись в кресле с документами, ослепляющими своими защитными заклинаниями (паранойя Бориса порою зашкаливала, и глава Дневного Дозора не мог постигнуть, как же Городецкому после его «предательства» в виде общей постели с врагом удалось все же остаться сотрудником Ночного Дозора). Или Антона, дремлющего на диване после тяжелого трудового дня в обществе новоприбывших Светлых идиотов, пополнивших Ночной Дозор, в ожидании Завулона, с которым хотел разделить ужин. Вся эта милая теплота приелась. Внезапный и страстный секс сменился пресным «супружеским», строго на кровати после отбоя. Не то чтобы Артур задумывался об интрижке на стороне. Ведьмы больше не прельщали его, а маги – не менее, чем ведьмы, подобострастно заглядывающие ему в глаза, заставляли брезгливо морщится от откровенного и вульгарного подхалимажа.

Антон чувствовал похолодание в спальне, но не знал, что с этим делать. И самое грустное было в том, что он не понимал, нужно ли вообще с этим что-то делать, ибо совсем не хотел потерять то, что имел.

***

Это случилось в кабинете Гесера.

Завулон пожаловал с визитом к Пресветлому в разгар совещания. В городе объявился довольно сильный шухарт, и траур поселился в стенах Ночного Дозора. Артур чувствовал эмоции, которые раздирали сотрудников конкурирующей организации, а потому решил лично проконтролировать ситуацию, дабы Пресветлый не вздумал выкрутить все так, чтобы оставить сбрендившего миротворца себе. Гесер, разумеется, визиту не обрадовался, но смирился с наблюдателем в лице Великого Темного.

Завулон почти привычно сразу выделил русую макушку любовника, устроившегося на окне с ручкой и планшетом, к которому был прикреплен лист бумаги для записей.

«Да, Гесер совсем впал в средневековые методы. Невероятный жмот», — пронеслось в голове Завулона, который вспомнил своих сотрудников, оснащенных электронными гаджетами. Он искренне надеялся, что такая бережливость и спартанские замашки не отразятся на качестве работы в данном конкретном случае, что, впрочем, не отменяло полезность подобной ситуации в будущем. Он занял место на стуле позади Антона, так что ему была видна лишь часть фигуры Городецкого: правая рука, затылок, правая нога, согнутая в колене, на которую Светлый положил планшет. Про себя Завулон удивился анархии, царящей у Гесера; сам глава Дневного Дозора не мог себе представить, чтобы хоть кто-то из его подчиненных развалился в такой расслабленной позе у него на совещании. Ну так ведь это же Городецкий… В каких только позах он не разваливался перед Завулоном. Хотя и в неформальной обстановке.

Меж тем Гесер продолжал свой занудный бубнеж, вертя и так и этак одну и ту же идею, и в голову Артура закралось подозрение, что старый прохвост намеренно издевается над ним, растекаясь вязкой велеричивой кашицей по древку четкой мысли. Сотрудники, которые поначалу опасливо косились в его сторону, понемногу расслабились, позабыв о нем и, вероятно, посчитав частью интерьера ненаглядного шефа. Завулон решил сосредоточить свое внимание на Антоне, раз уж более интересных персонажей в этой Светлой массе не наблюдалось.

И замер.

Широкая ладонь левой руки Антона придерживала планшет, а правая, с зажатой между пальцами подаренной Артуром ручкой, порхала по листу. Резкие линии сменялись плавными, почти нежными штрихами, вырисовываясь во вполне узнаваемый портрет главы Ночного Дозора.

Очень хороший портрет.

Который писал его любовник подаренной им же самим баснословно дорогой ручкой — вовсе не за тем подаренной, чтобы Антоша увековечивал на листе бумаги совсем не малых размеров физиономию Богориса Пресиановича.

Завулон понять не мог, как он умудрился пропустить талант художника у своей Светлой половины. Кольнула неприятная мысль: вот его Антон ни разу не нарисовал и даже не предлагал попозировать. Артур не мог отвести глаз от руки Антона, завороженный ее движением по листу бумаги. Гнев, поднимающийся в душе, смешивался с восхищением, ибо Завулон всегда с трепетом относился к таланту, в чем бы он ни проявлялся. Особенно это касалось живописи, большая коллекция которой украшала стены всех домов, квартир и замков, которыми владел Всетемнейший.

Тем временем Антон явно почувствовал обжигающий взгляд, направленный ему в спину, и повернулся, обнаружив Завулона, скучающе рассматривающего Гесера. Городецкий коротко улыбнулся, подивившись прохладе во взгляде, которым ответил ему возлюбленный.

Наконец Гесер закончил свою пылкую речь и дал четкие указания. Антон быстро спрятал рисунок, и подошедший к нему Завулон увидел лишь лист бумаги, исчерканный бессмысленными каракулями, которые сочетали в себе обрывки фраз, цифры и закорючки, очень похожие на шаржи на сотрудников Ночного Дозора.

Антон спрятал от него портрет. Уже дома, по возвращении, Артур ненавязчиво поинтересовался, чем занимался Антон во время совещания, на что получил невнятный ответ.

Шли дни, но картина рисующего Антона не давала покоя, странным образом зля и одновременно возбуждая. Артур захотел, чтобы Антон нарисовал его. Возможно, даже в жанре «ню».

Вот он чувствует на себе взгляд, который скользит по его телу, запоминая каждый изгиб, а потом Антон проводит карандашом или ручкой по бумаге, и очертание его фигуры проступает на белоснежной поверхности листа. Темное на Светлом. Прямо как они с Антоном.

Но это было невозможно сделать, пока Антон не сознается в своем умении. Напрашиваться на натуру Артур считал ниже своего достоинства, желая, чтобы Светлый сам пришел к нему с просьбой.

Но мерзавец даже не думал об этом.

***

В Инквизиции царило лихорадочное возбуждение. Какая-то сущность выслеживала молодых новоначальных и не слишком сильных Инквизиторов и убивала. Выпивала кровь. Сначала думали, что это вампир, но были некоторые отличия, ставившие в тупик. Подключили Дозоры и Высших магов.

В конференц-зале главного Бюро находились пятеро Инквизиторов, Гесер с Ольгой, Завулон, Городецкий и главы Дозоров Праги.

Антон, находясь в аналитическом экстазе, стоял у магнитной доски с маркером в руке, намереваясь подробно изложить осенившую его идею — в красках, так сказать. Изучив факты, а также покопавшись в архивах, он решил, что сущностью может оказаться катахан — цейлонский вампир. Ходили слухи, что они вымерли, но если окажется, что Антон прав, у всех будут большие проблемы, ибо этот вампир удивительно живуч и стоек ко многим магическим атакам. Предстояло выяснить, правда ли то, что его можно убить, лишь отрубив голову и сварив ее в кипящем уксусе, или же это сказки наподобие влияния чеснока и дневного света на обычных вампиров.

— Итак, предположим, что это катахан. Уважаемый Исфраил, если судить по остаточной энергии, которую удалось обнаружить на местах нападения, какие заклинания использовали ваши погибшие коллеги против него? — спросил Антон, приготовившись записывать перечень на доске.

Но едва он коснулся маркером магнитной поверхности, его словно пронзил электрический разряд. Рука дрогнула, и ответа Инквизитора Городецкий не услышал.

— Гхм, — откашлялся он, не понимая, что происходит. — Прошу прощения. Не могли бы вы повторить?

Исфраил недоуменно посмотрел на мага, затем на его лицо вернулось обычное бесстрастное выражение, свойственное представителям серых балахонов.

— Разумеется. Серый молебен, Доминанта и Путы Захви…

Антон снова попытался записать, но каждый раз, как только маркер касался доски, его пронзал ток, который будил в нем совершенно неприемлемые в данный момент эмоции. Создавалось ощущение, будто он касается не белого намагниченного пластика, а собственной кожи, причем в совершенно определенных местах.

Антон покосился на Завулона, который — он был в этом уверен — внимательно и как-то неуловимо насмешливо наблюдал за ним. Мозг Городецкого лихорадочно заработал, прикидывая, связан ли этот взгляд с обычной реакцией Артура на то, как Антон выдавал плоды аналитической мысли, находясь при этом в центре всеобщего внимания, или же эта Темная сволочь совершенно точно в курсе, что именно с ним происходит. За этими размышлениями Антон пропустил мимо ушей большую половину того, что говорил Инквизитор о вампире и его жертвах. Все присутствующие напряженно смотрели на Антона, ожидая от него какого-то ответа на вопрос, который он явно прослушал.

Щеки Антона покрылись румянцем, а при виде того, как самодовольно улыбнулся Завулон, ему стало кристально ясно, что его состояние определенно связано с Темным. Он медленно положил маркер и направился к своему месту за столом. Сев на стул, он взял ручку и посмотрел на лист бумаги со своими пометками.

— Итак, насколько я понял, все жертвы — мужчины, значит, выбор вампира не случаен. Если предположить, что он не обычный катахан, а полукровка с инкубной сущностью, тогда… — Антон резко замолчал. Желая занять чем-то руки, чтобы скрыть смущение, он взял ручку и стал рассеянно чертить ею у себя в записях. Эффект был точно такой же, как и с магнитной доской. Дыхание сбилось, он сглотнул и облизнул губы. Теперь уже бесстыдный горящий взгляд любовника был устремлен прямо ему в глаза. Понятное дело, что Завулона не слишком волновала повышенная смертность в рядах неистово любимых им Инквизиторов. Губы мерзавца кривились в легкой, но какой-то хищной улыбке, и Антон не мог отвести глаз от длинных, бледных пальцев Завулона, которыми тот крутил его ручку в руках, то поглаживая блестящий черный колпачок, то медленным и тягучим движением проводя пальцем вверх и вниз по ее корпусу. В глазах у Антона потемнело, в паху заныло так, что он не мог пошевелиться.

«Ты что творишь, ублюдок?!» — мысленно завопил он, глядя на Завулона.

— Господа, предлагаю ненадолго прерваться, — негромким бархатным голосом проговорил глава Дневного Дозора Москвы, отодвигая стул. — Что скажите, магистр?

Ульрих фон Лифинштейн, когда-то магистр древнего ордена рыцарей и Темный маг, а ныне Инквизитор Анаэль, старший на сегодняшнем собрании, коротко кивнул.

Гесер с подозрением посмотрел на Антона.

— Все в порядке?

— Да, Борис Игнатьевич. Все нормально.

Антон встал и направился в сторону Завулона.

— На пару слов, Всетемнейший, — с каменным лицом проговорил он.

Завулон издал полный мировой скорби вздох и поднялся со стула.

— Решил поделиться сокровенными догадками, Светлый? Пришли в письменном виде.

Пятна на щеках Антона стали ярче.

— Завулон… — сквозь зубы прошипел Светлый.

— Да ты, я смотрю, совсем плох, Городецкий. Мне этот помпезный душный склеп тоже не по душе, может, выйдешь глотнуть свежего воздуха?

Антон наклонился к уху Темного.

— Вышел. Из зала. Сейчас же, — прошипел он и быстро направился к дверям. Этот короткий контакт стоил Антону остатков самообладания. Он понимал, что сейчас напоминает факел или праздничный салют в честь Дня Победы. И если хоть кто-то из присутствующих догадается глянуть на него сквозь Сумрак, позор ему обеспечен.

Он был уверен, что любовник идет следом, поэтому, едва двери зала остались позади, он нырнул в небольшую нишу, попавшуюся ему на глаза (слава Сумраку, здание старинное и явно распланированное предками именно для таких вот моментов, когда остро необходимо уединение), и резко развернулся к Артуру.

— Какого хрена ты сотворил со мной?! — рявкнул он, затаскивая Всетемнейшего следом.

— Антоша, ты прямо обжигаешь. Отрадно, что спустя столько лет совместной жизни ты не растерял свой пыл. Но все же то, что тебя возбуждают эти древние каменные джунгли, для меня сюрприз. Может, мне серый балахон примерить для полного...

Городецкий рыкнул и схватил подлеца за галстук, притягивая к себе и накрывая его губы своими, затыкая эту саркастичную пасть единственно возможным способом. Завулон совсем не возражал, расслабившись и открыв рот, позволяя любовнику углубить поцелуй. Волна чистейшего вожделения накрыла Антона, он застонал и крепче прижал к себе Артура. Сквозь пелену, окутавшую его разум, робко пыталась пробиться мысль о том, что буквально за углом находится его шеф, а также Инквизиторы, с которыми ему еще работать. Ярость на Завулона на миг пересилила дурман, и, укусив его за губу так, что тот от неожиданности охнул, он прервал поцелуй.

— Это только начало! Ты ведь навел на меня какой-то морок, не так ли? — прошипел Светлый, хватая Артура за грудки и встряхивая. — Говори!

Всетемнейший рассмеялся, и этот низкий смех словно окатил кипятком и без того взвинченные нервы Антона. Завулон коснулся указательным пальцем ранки от укуса, затем, глядя Городецкому в глаза, засунул окровавленный палец в рот и нахально, вызывающе облизал.

Зрачки Антона затопили радужку, перед глазами замельтешили яркие вспышки. Сердце, и так бившееся как сумасшедшее, едва не выскочило из груди. В горле пересохло, и он еле смог выдавить:

— Ну ты и сукин сын…

Он схватил Завулона за руку и на невероятной скорости рванул в сторону туалета, который, как он помнил, находился в конце галереи. Заворачивая за угол, он на полном ходу на кого-то налетел —это оказался Инквизитор Хена. Врезавшийся в спину Завулон, который не смог справиться с силой инерции, дополнил эту сумбурную толкотню.

— Старший… Простите, — выдохнул Антон, в ужасе вытаращив глаза.

— Куда так спешите, Высший? — проскрипел Инквизитор.

— Не поверите, Старший, Городецкому надо срочно добраться до уборной. Так что не будете ли столь любезны сказать, далеко ли до нее? — подал голос глава Дневного Дозора Москвы.

— Завулон! — просипел вконец смущенный Антон. Желание размазать возлюбленного по стенке стало невыносимым.

Какое-то странное выражение появилось на обычно бесстрастном лице старейшего из оборотней, позволяя предположить, что животное, в которое тот перекидывается, явно из семейства кошачьих.

— Третья дверь в конце коридора, — проговорил он и затем добавил с едва заметной иронией: — Уже недалеко. Потерпите.

Антон постарался не думать, что за смысл вложил в последние слова старый кот, ибо оба варианта были одинаково неловкими.

Ворвавшись в уборную, Антон захлопнул дверь, наложив на нее Абсолютный Запор. Туалет в Инквизиции был под стать его обитателям — такой же помпезный и вычурный, хотя и с современной сантехникой. Непонятно для каких целей вся правая стена представляла собою огромное зеркало в металлической витиеватой раме золотистого цвета.

Именно к этой поверхности и притиснул Антон любовника. Он прижался к нему всем телом, подаваясь навстречу, лихорадочно дергая пиджак и пытаясь просунуть руки под обтягивающую рубашку, желая добраться до теплой, гладкой кожи.

— Ненавижу тебя! Что ты сотворил со мной?! — прошипел Антон, покрывая шею Артура поцелуями.

— Можешь подать на меня официальную жалобу в Инквизицию за магическое вмешательство, благо нести недалеко, — хохотнул Темный, тяжело дыша.

Антон сверкнул глазами и рванул идеально отглаженную и баснословно дорогую рубашку Артура. Пуговицы разлетелись, словно горошины града, падая на пол неожиданно громко в тишине, прерываемой только частым возбужденным дыханием. Артур дернулся, желая снять рубашку, но Антон не позволил: он содрал шелковое полотно с плеч Завулона, но не дал тому стянуть рукава, зафиксировав этим его руки.

— Ты хоть понимаешь, где мы? На работе! В Инквизиции!

— Да уж, Антоша, это не тихая обитель нашей спальни, я успел заметить, — ядовито прохрипел Темный. — Уверен, подобного эти стены давно не наблюдали, если вообще хоть когда-нибудь до этого видели.

Ловкие пальцы Антона заскользили вверх по груди Артура, и он прижался губами к гладкой, бледной коже, проводя по ней языком. Это был безотказный маневр, который всегда действовал на Завулона. Вся его высокомерность, язвительность и холодность в момент исчезли. И так покрасневшие скулы запылали еще сильнее, зрачки расширились. Все его ощущения отражались на лице, словно в глади воды – изменчивые и насыщенные. Это всегда восхищало и возбуждало Антона. Он сильнее притиснул Завулона к зеркалу и прижался к его губам жадным поцелуем. Он успел поймать в зеркале отражение собственного пылающего от возбуждения лица. Он целовал снова и снова, жестко, властно, вторгаясь языком в рот. Завулон выгнулся, чувствуя, как горячие пальцы, миновав брюки и белье, обхватывают его напряженный член. В глазах заплясали точки, он выдохнул прямо в губы Антону. Городецкий покрыл поцелуями шею любовника, затем опустился ниже, облизывая каждый сантиметр плеч, груди, живота, наслаждаясь таким знакомым запахом тела и парфюма любовника. Тот высвободил руки, и, не в силах сдержать дрожь в ногах, одной оперся о гладкую поверхность зеркала, оставляя на амальгаме мутный след от повлажневшей ладони, а другой обхватил голову Антона, запуская пальцы в короткие русые пряди и прижимая его к себе. Антон спустил брюки Артура и коснулся губами головки. Краем глаза он снова заметил свое отражение. Это безумно возбудило его. Длинные пальцы Завулона впились в кожу головы, он протяжно застонал от жадных движений Антона. Внезапно он резко отстранился, поднимая Городецкого и меняясь с ним местами. Одним рывком стянул с него джинсы вместе с бельем, быстро наколдовал смазку и нетерпеливо подготовил Антона, затем с силой подхватил его под бедра, а тот обнял его ногами, скрещивая их за его спиной.

Он вошел в податливое тело, и Городецкий негромко охнул. Завулон целовал его губы, шею и ключицу, видневшуюся под расстегнутым воротом рубашки, так и оставшейся на Антоне.

— Мы трахаемся в туалете Европейского Бюро Инквизиции, Артур! — хрипло выдохнул Антон. — Это даже не лес.

— Нет, но компания подобралась почти такая же, — ответил Завулон, не прекращая двигаться. Антон судорожно то ли всхлипнул, то ли хихикнул. Он закрыл глаза, откидывая голову назад. И конечно же, ударился о зеркало. Теперь уже он рассмеялся в голос и опустил голову. Ритм стал быстрее и начал сбиваться, любовники, закусывая губы, стонали все громче. Антон цеплялся руками за плечи Завулона, ощущая все напряжение, которое сотрясало тело партнера. Пот стекал по гладкой коже, контрастируя с холодом зеркала за спиной. Завулон негромко порыкивал, вбиваясь все сильней. Антон, мотая головой из стороны в сторону, обхватил одной рукой шею Завулона, а другой коснулся себя. Еще несколько толчков, и они кончили почти одновременно, слившись в ярких мгновениях совместного оргазма.

Приводя себя в порядок, Антон подумал: как же хорошо быть Иным, ведь разорванную в порыве страсти одежду можно легко восстановить. Однако с лицом все равно ничего не сделаешь, и он с ужасом осознал, что едва переступит порог коференц-зала, каждый присутствующий с легкостью поймет, как весело провел Антон Городецкий перерыв в компании главы Дневного Дозора. Не то чтобы никто не знал об их отношениях, но сегодняшнее приключение даже ему самому теперь казалось вопиющим непрофессионализмом.

— Так и не поделишься со мной, что за чертовщину ты навертел? — пробурчал Городецкий.

— Решил дать твоим художественным талантам определенный толчок, — невинно ответил Завулон.

— Моим талантам? При чем здесь это?

— Ну раз уж ты так хорошо владеешь ручкой, почему бы тебе самому не ощутить себя произведением, выходящим из-под пера?

— Ты узнал? Ты узнал, что я умею рисовать! — вспыхнул Антон.

— Конечно узнал! Не мог же ты скрывать это от меня вечно! Кстати, откуда такая скромность? — поинтересовался Артур.

— Я… Просто не думал, что тебя это может заинтересовать. Я же живу с тобой, думаешь, я не в курсе, какой ты профи в живописи? Судя по полотнам, развешанным в нашей квартире, даже боюсь представить, с кем ты в свое время водил дружбу.

— Ты что, и правда стесняешься? — охнул Завулон, заливаясь смехом. Вид смущенно улыбающегося Антона, сверкающего ямочками на щеках, казался невероятно забавным.

— Было бы чем хвастаться! И вообще, как ты собираешься воспользоваться этой информацией? Зачем тебе?

— Ну, я достаточно красив, чтобы с меня можно было писать полотна, — со скромным обаянием улыбнулся Завулон.

— Так ты хотел, чтобы я тебя нарисовал? Ты что, сказать не мог? Обязательно было накладывать на меня чары и устраивать этот секс-марафон?

— Ты чем-то недоволен? — промурлыкал провокатор, удовлетворенно жмурясь. — Кто-то же должен был встряхнуть этот склеп, тем более если учесть, что добрая половина населяющих Инквизицию — вампиры. Мы всего лишь оживили эти мрачные стены, Антоша.

Пока они шли по коридору, Антон судорожно пытался притушить свое слишком очевидное для всех посткоитальное сияние. Даже обычные люди наверняка заметили бы, что уж говорить о Высших магах! Скосив глаза на излучающего довольство бытием Завулона, Антон тем не менее не мог удержать улыбки, которая, впрочем, немедленно примерзла к губам, стоило одиозной парочке переступить порог конференц-зала. Как минимум пять пар глаз впились в них острыми взглядами, и звучавшие до этого разговоры немедленно стихли.

— Как мило, что вы все же решили присоединиться к нам, — проскрипел Исфраил. — К вашему сведению, перерыв окончился пятнадцать минут назад.

— Примите наши извинения, Инквизитор, — быстро проговорил Антон, слегка покраснев. Завулон же счел за лишнее ответить Исфраилу. Антон едва сдерживался, чтобы в раздражении не закатить глаза. Завулон как всегда в своем репертуаре.

Они быстро заняли места за столом, и Антон заметил, что теперь они с Завулоном сидели почти рядом, разделяемые только Хеной, неожиданно присоединившимся к мозговому штурму. Выражение лица Инквизитора было привычно бесстрастным, но какое-то неприятное предчувствие стало зарождаться в душе Городецкого, едва они сели, а своим инстинктам он доверял.

Гнетущая тишина исчезла, сменившись негромким гулом обсуждения свалившейся на Инквизицию беды в лице цейлонского вампира, чью личность успел выявить Антон до того, как Завулон устроил ему жаркий и увлекательный перерыв.

Антон уже почти вернулся мыслями к работе, как Хена слегка придвинулся к нему и негромко проговорил:

— Дозорам Москвы повезло заполучить себе такого талантливого мага, как вы, Высший.

Антон опешил от нежданного и явно негаданного комплимента, брошенного вскользь обычно скупым на похвалы старым Инквизитором. Странная, двусмысленная нота Дозоры — две демонстративно соперничающие организации, невообразимым образом смешанные воедино суровым блюстителем равновесия всего лишь логическим ударением, — явно содержала в себе определенный намек, ибо Хена точно знал, что Городецкий служит светлой стороне. А посему подобный намек напрягал.

— Большое спасибо, Старший, — едва шевеля губами, ответил Антон.

— Вы сумели вычислить, что наш противник — катахан, — продолжил рассыпать лавры на голову Антона Инквизитор.

— Да, уважаемый Хена, Городецкий может быть очень впечатляющим в аналитике, — вклинился в разговор Завулон, сосредоточив внимание на подбирающемся к Антону старом проныре.

— О, уверен, у него множество талантов, коль скоро он обрел подобную популярность у всех, включая Тигра.

Упоминание сумеречной твари, некогда изрядно потрепавшей нервы Завулону, слегка подпортило Всетемнейшему благодушное расположение духа.

— Вы правы, Старший, Антон весьма способный, но если вы намерены рассмотреть его кандидатуру на место Инквизитора, хотелось бы сообщить, что его таланты на этом заканчиваются.

Антону совсем не понравилось ощущать себя медведем, чью шкуру принялись делить между собой два мастодонта, да еще так нагло, словно и не сидел он в непосредственной близости от места дележки.

— Правда? — поднял брови Хена. — Жаль. Инквизиции бы не помешали свежие силы, тем более сейчас, когда мы внезапно обнаружили, насколько уязвимы. Это не самое комфортное состояние для нас, ведь мы очень внимательно следим за безопасностью своих сотрудников, хотя вы, я уверен, в курсе этого, Всетемнейший. Мы обладаем большим диапазоном следящих и защитных заклинаний, особенно в стенах Бюро. Так что скажете, Светлый? — внезапно снова обратился к Антону Хена.

Сказанное Инквизитором ослепительной вспышкой пронеслось в мозгу Антона, и он немедленно закашлялся и стремительно покраснел.

— Я... я…

— Благодаря этому вы окажетесь в безопасности, уйдя с достаточно насыщенной различными внезапными ситуациями работы, а ваши несомненные таланты пойдут на благо сохранения равновесия, — продолжил Хена, и тон его заметно изменился, став почти мурлыкающим.

— Если вы объясняете болезненное любопытство и прогрессирующий вуайеризм Инквизиции заботой о безопасности или же возможностью таким образом сохранить равновесие, то пользуясь своим опытом в общении с Городецким, могу вас заверить, уважаемый Старший: подобное лестное предложение вряд ли вызовет у него энтузиазм, не так ли, Антон?

«Как мило, что вы в конце концов вспомнили обо мне, сидящем перед вашими древними носами, прежде чем приступить к освежеванию моей туши», — с легкой неприязнью подумал Антон, стараясь отвлечься от картинок, заботливо подброшенных его воображению Хеной: когорта серых балахонов, хрустя попкорном, с бесстрастными лицами наблюдает за их с Завулоном жарким перерывом — благодаря развешанным по всему Бюро заклинаниям, аккурат в режиме реального времени.

Щеки запылали ярче, и Антон заметил лукавый прищур, которым наградил его старый оборотень, моментально являя этим выражением свою животную сущность.

«Ну натуральный кот, резвящийся с мышью», — мелькнуло в голове Антона.

— Мы не слишком вас беспокоим своими попытками решить, как бороться с тварью, пожирающей хранителей равновесия? — прошипел Гесер, сидящий около Завулона. — Хотя мне известно твое отношение к ним. Думаю, как и всем присутствующим. Особенно когда ты в очередной раз продемонстрировал это, решив не сдерживать стремления плоти.

Завулон закатил глаза.

— Пресветлый, твои поэтические метафоры крайне скучны. Как и с веками все ярче проступающее ханжество и занудство. Великую остается только пожалеть. Кроме того, пока ты вместе с присутствующими сотрясаешь Сумрак скучным пустословием, я пытаюсь спасти твой Дозор, ибо Хена покушается на твоего Высшего мага. Если он перетянет его в Инквизицию, Ночной Дозор останется в опасной незащищенности, ты ведь это понимаешь? – вздернул бровь Завулон.

Намек был более чем прозрачным, а Гесер даже в свои самые ранние годы, когда местные полудикие боны дразнили его «Джору сопливым», умел зреть в корень. Однако, глянув на Инквизитора и оценив его выражение лица, Гесер с удивлением отметил беспрецедентное зрелище.

— Если бы ты так не цеплялся за Антона, давно бы уже понял, что Хена просто решил поразвлечься. Он прекрасно осведомлен, что Антон не уйдет в Инквизицию, и решил… хм… даже не знаю... подразнить тебя? — с сомнением закончил Гесер. Пожалуй, он перегнул палку. Развлекающийся древний оборотень, перемахнувший возрастную категорию «кому за 10000», может любого надолго лишить спокойного сна.

Завулон фыркнул, едва сдерживая смех. Такая почти откровенная демонстрация веселья и абсолютного счастья снова вернула Гесера к моменту, когда сияющая во всех смыслах парочка вернулась в зал, опоздав на совещание — на инквизиторское совещание! Гесер задумчиво посмотрел на осунувшуюся и уставшую Ольгу, которая мужественно внимала Исфраилу, монотонно излагавшему ей план операции по захвату цейлонского вампира.

«А почему бы и нет?» — прищурил глаза Гесер, и Ольга, моргнув почти по-совиному — старые привычки отмирают с трудом, что невероятно умиляло Бориса, — перевела на него взгляд.

***

Что ж, вечная любовь — это миф. Но вот последняя любовь часто переходит в категорию «вечная». Особенно если это парочка Иных. Высших и Великих.

Главное — вовремя встряхнуть застоявшиеся отношения.

ПРИМЕЧАНИЕ
**Абаасы — в фольклоре якутских народов, огромное каменное чудовище с железными зубами. Живет в лесной чащобе подальше от людей или под землей. Рождается оно из камня черного цвета, похожего на ребенка. Чем старше он становится, тем камень больше похож на ребенка. Сначала каменный ребенок ест все то же, что едят люди, но когда вырастает, начинает есть самих людей.