Шанс - это одна миллисекунда спровоцированная временем. (МейххонтБакхт*)

Я всегда был человеком отчаянным. Всегда умел играть с людьми в жестокие игры, склонял их на все лады, пытался обидеть и задеть. Но когда они обижались, я искренне не понимал этого. Смеялся над их наивностью, но и сам был достаточно наивен, сваливая все, что можно на болезненную изменчивость своей натуры. Отчаянное безрассудство всегда было моим козырем и погибелью. Нарочитую смелость люди принимали за браваду и эпатаж, а так же желание хорошо выглядеть на фоне остальной серой массы людей. Серая масса, однако, порой была очень саблезубая и отпускала шуточки по поводу моего бурного больного воображения и неуёмной фантазии, чем раздражала меня, и приводила в бешенство. Мои изъяснения казались им доказательством моей тупости и снобизма, а утверждения и вовсе инфантилизмом недостойным взрослого человека пересекшего рубеж в тридцать лет.

Вид у меня был соответствующий. И хотя природа не обделила меня ростом, силой и мужской привлекательностью, я всем этим явно не умело пользовался. В семье я больше был похож на отца, такого же гуляку и разгильдяя. Я взял от него все плохие черты: лень, брезгливость, слабость, неумение работать в команде, вредные привычки, эгоизм. В общем, ничего хорошего. Смотря на себя в зеркало, я видел не мужчину в расцвете сил, знающего куда идти и что делать, а высокомерного «большого ребенка», с вечной трёхдневной небритостью, взъерошенной шевелюрой и оголтелым блеском в глазах. Шрам, от перочинного ножа полученный в юности украшал мою левую скулу. От мамы я взял только ангельскую терпеливость. Я не знаю, как мог вообще себя терпеть все эти годы.

Что же сделаешь, если в детстве меня не научили доступно объяснять, красиво говорить и нести ответственность за себя и за других. В том вряд ли была моя вина напрямую, но доля вины – несомненно.

С больной головы я порой занимался в жизни таким несусветным бредом, что порой сам не находил объяснения зачем я все это делаю. И меня вовсе не устраивала формулировка психотерапевта Дятлова, что я «психически неуравновешенный идиот». Я считал всю эту терапию полнейшим непониманием меня, как личности и даже, в какой-то мере, посягательством на мою душу. Виталий Дятлов лишь смеялся в ответ на мои оскорбления, что еще больше злило меня. В конце концов, я вскоре прекратил ходить на его сеансы, считая их полной потерей своего времени.

На работе, в порту дела мои не ладились. Все больше я вступал в конфликты с высшим руководством, из-за чего сам не знал. Просто они все меня бесили. И, наконец, в один солнечный весенний день я был уволен за несоответствие и не профессиональное отношение к работе. Вечером того же дня, получив расчет, я отправился в ближайший портовый бар «Юнга» и заправился основательно, что бы залить выпивкой сразу всё: боль, обиду и унижение. В тот же день я узнал, что моя девушка, Вера, спешно съехала с моей квартиры к родителям. Я нисколько не удивился такому повороту, ибо знал, что когда-нибудь этот день настанет.

Из бара я вышел около полуночи, просадив почти всю последнюю зарплату. Я решил идти не обычной дорогой, по набережной, а свернуть на Лесной бульвар, который всегда освещала вереница тусклых фонарей. Какое-то время я, молча, шел погруженный в свои мысли и, не замечая никого вокруг. Но вокруг и не было никого. Правда, в какой-то момент я явственно ощутил чье-то нахальное присутствие за спиной. Я остановился и обернулся. На полуосвещенном бульваре не было ни души. Я машинально порылся в карманах, извлекая оттуда измятую пачку сигарет «Астра» и керосиновую зажигалку, подаренную мне Верой. Закурив, я с горечью подумал, что больше не увижу Веру, и меня накрыла тоска. Я еще раз взглянул на пустой бульвар и отправился домой.

Дома меня ждала пустая квартира и бедлам комнаты. Я сел на диван, и автоматически затушил сигарету в пепельнице, стоящей на журнальном столике рядом с диваном. Похмелье начало таять, приводя в движение мои бредовые мысли о бессмысленности моего жалкого существования. С каждым ударом сердца я ощущал все большую ненужность и не важность этому миру. Как-то машинально я разулся, лег на спину, потом повернулся к стене и мгновенно уснул.

Примечания:

МейххонтБакхт* - загадочная книга символов из Уганды.