За пределами замка бушевала стихия. Сейчас когда Генриха любимого короля, не было в живых, казалось, рано или поздно все распадется на части. А может, уже распадалось, но предсказание чумного сезона перебило мысли о том, что было важно еще несколько дней назад.
Несколько дней назад, Екатерина сидела у кровати умирающего короля и пыталась не думать о том, что будет дальше. А еще она пыталась не думать о молодом короле, который займет место ее мужа, как только его сердце произведет последний удар.
Екатерине жаль, что иногда у нее не было выбора. Но больше всего ей было жаль далеко не Генриха, а себя. При жизни мужа, она не допускала подобных мыслей, но после его кончины она стала думать об этом чаще. Любила ли она его вообще? Или это был блестящей ход судьбы, с которым она состояла в заговоре?
О, Екатерина думала, что знает все о своей судьбе, ведь за пределами ее покоев ждал великий пророк - Нострадамус. А он - знал все то, чего не знала Королева.
А сейчас это и вовсе стало не важным. Ведь именно ее благочестивый пророк предсказал чуму.
- Если бы я мог выбирать, Ваше Величество, - сказал ей как-то он. - Но я вижу то, что вижу. И не могу ничего изменить.
Екатерина была уверена в том, что он лжет. Но, право же, разницы нет. Он не может, значит, сможет она. Королевы могут все! Они просто должны. Того требует от них долг перед страной.
- С ней бесполезно бороться, - шептал прорицатель. - Она заберет того, за кем пришла.
За такие слова хотелось наградить пощечиной. Таких слов быть не должно. Ни сейчас и никогда. Поэтому Екатерина, поджав губы, отвернулась от него, смотря через окно, где туман смешался со снегопадом, представляя собой почти непроходимую белую стену.
- Забвение, - сказал Нострадамус.
Да, эта стена была похожа на забвение. На отречение от бытия, в надежде никогда к нему не возвращаться.
Забыть.
Но нельзя забыть то, чем ты дышишь. Нельзя предавать анафеме издевательскую веру в то, что в итоге все равно все будет так, как хочет Королева.
Безупречно хорошо.
Ее сын взойдет на трон и будет править.
Иногда она сама воспринимала это, как шутку зарвавшейся судьбы, с которой она все еще состояла в сговоре.
Франциск был настолько не похож на отца, что, казалось, ему никогда не совладать с троном.
А значит и с властью, что дает трон.
- Забвение, - повторила Екатерина, снова поворачиваясь к своему верному прорицателю.
Он смотрел на нее просто. И, казалось, что всегда видел в ней не Королеву, а просто женщину, порой столь же несчастную, как и страна, потерявшая своего Короля. Женщину, которую не сломило ничто. Она была жестока, но в то же время дарила любовь. Она была властна, но в то, же время могла щадить. Нострадамус не считал их друзьями.
Они никогда не были ими. Но были партнерами, без всякого подлого подтекста.
Партнерами в преступлениях.
Но не это часто беспокоило Королеву, а то, что между ними были тайны, доступные только им. Тайны, за которые можно взойти на плаху или дыбу. Смертельно опасные тайны.
В особо тяжкие моменты жизни Екатерина всегда надеялась на своего личного лекаря, коим был пророк. Но также боялась, что в один совершенно гадкий день, он выдаст эти тайны тем, кто воспользуется ими по назначению. Этот страх, так или иначе был в ней, рядом с другими, не менее ужасными и болезненными.
Она была уверена, даже верность можно превратить в погибель. А веру - в прах.
Чума это сделает играючи, не далее, как за полноценный сезон.
- Франциск не возвратится, - прошептала она, безвольно опуская руки. - Что будет тогда?
Она не должна была его спрашивать. Но она и не спрашивала, она просто, таким образом, требовала ответов.
Нострадамус не распрямил плеч, сообщая то, что и так известно было Королеве.
- Ваш сын, Карл IX, станет Королем Франции. А вы - регентшей.
Все правильно, Екатерина знала это. Или… предполагала. В обязанности Екатерины входила дальновидность.
В дверь настойчиво и громко постучали, и Нострадамус, склонив голову, отступил назад.
Вошедший слуга извинился, произнося:
- Ваше Величество, бастард просит о встрече.
Вот уж кого Екатерине сейчас больше всего не хотелось видеть, так это Себастьяна. Но чаще всего, она как раз поступала не по своим желаниям.
- Пусть войдет.
Слуга поклонился и отступил, впуская в комнату Баша. Он вошел, сразу же обращая внимание, что в углу стоит Нострадамус.
Екатерина бросила взгляд на лекаря, и тот, не сказав ни слова, вышел за слугой.
- Ваше Величество, - Баш сделал один уверенный шаг навстречу Королеве. - Мы должны подумать о том, как защитить народ. И о том, как поступить, если Франциск не вернется.
Это было почти невыносимо - слышать из уст пасынка. Екатерина переступила с ноги на ногу, быстро, будто пол жег ей ноги.
- Франциск вернется, - с нарочитой уверенностью сказала Екатерина.
Как бы она сама хотела верить в эти слова. Но гарантии этого мира так же шатки, как и жизнь каждого из них.
- Мы должны перестраховаться, - настаивал бастард. - Иногда они возвращаются уже больными.
Последняя фраза вызвала у Екатерины приступ острого отвращения к Башу. Он говорил о брате так, будто тот уже был мертв, и его тело клевало воронье где-то за пределами замка.
- Что вы хотите? - не поворачиваясь к нему, вопрошала Екатерина.
- Чтобы Нострадамус отправился за Франциском.
Когда Екатерина повернулась, удивленно взирая на бастарда, он уже опустил голову - так, что женщина не могла посмотреть ему в глаза. В эти бесстыжие глаза пасынка.
Какой смысл отправлять Нострадамуса в зачумленную деревню за несносным сыном умершего Короля. Конечно, Екатерина искала подвох в его словах. Потому что она была уверена, что он там был. Он там должен быть. Иначе к чему вся это нарочитое благородство и любовь к брату?!
- Вы в своем уме? - вырвалось у Королевы, хотя она как никто знала, что Баш может попросить о чем-то подобном.
Отпустить Нострадамуса, практически единственного, кто предан не смотря на все страхи и сомнения. Отпустить на смерть! К тому же, что он может сделать против чумы, он сам сказал…
- Какой в этом смысл? - задала другой вопрос Екатерина.
И Себастьян, поднимая голову, ответил:
- Чтобы спасти будущего Короля, Ваше Величество.
Почему? Почему Екатерина не верила в слова бастарда? Почему ей казалось, что это был очередной заговор против нее? Она столько прожила лет в окружении этих заговоров и интриг, она с ними сжилась, сплелась, срослась. Только она могла строить козни и плести интриги в этом замке. А сейчас ей казалось, что у нее отбирают чуть ли ни единственного, с кем она могла поделиться чем бы то ни было - пророка и лекаря. Нет!
- Спасти Франциска может только он сам! - сухо сказала Екатерина. - Прежде всего, мы должны позаботиться о себе. И о тех, кто остался при замке. Иначе некому будет править страной, если мы бездумно будет принимать поспешные решения, вроде вашего, Себастьян.
Казалось, что это был столь умелый и целомудренный отказ, что Баш должен был тот час откланяться.
Однако…
- Вы так дешево цените жизнь собственного сына, и так высоко - жизнь Нострадамуса!
Это было словно завуалированное восхищение. Но за него Себастьян все, же получил по щеке. Давно заслуженная им «награда».
- Не забывай, кто мой сын и кто ты! - холодно отчеканила Екатерина. - Распорядись о том, чтобы замок был закрыт от посторонних. Никого не впускать и не выпускать!
Баш не притрагивался к пылающей щеке. Он молча взирал на то, как Королева прошлась до окна и застыла. Больше она не желала с ним говорить, но он не мог уйти. Он не понимал, что Екатерина спасает их. Он не понимал, что Франциск сам принял это решение. Совершенно не королевское, не властное. Франциск поступил, как мальчишка, с присущей ему безалаберностью последних лет. Баш не понимал и того, как можно пожалеть лекаря, который может - должен! - спасти столько жизней. Пожалеть слугу, бросая на произвол сына. Баш не знал, что связывало Екатерину и Нострадамуса.
Он ушел, молча, плотно притворив дверь в покои Екатерины. За пределами комнаты он мельком глянул в сторону стоящего поодаль Нострадамуса, который разговаривал с одной из фрейлин Марии. Баш будет ненавидеть пророка, если Франциск не вернется. Его жизнь для Екатерины оказалась дороже жизни собственного сына.
Отвернувшись, бастард быстрым шагом направился к Марии. Должен же хоть кто-то прислушаться к голосу разума.