Итак, в тот день мы мирно торчали с Димочкой у меня дома, наслаждаясь законным выходным и прекрасной погодой…
Димочка? Ну, это наше локальное бедствие мирового масштаба. Дмитрий Рейтар. Как, уже знакомы? Он и вас успел… того… оделить вниманием? Не, вот же пидор-бабник, а?
Впрочем, это не мешает мне нежно любить эту чучундру хвостатую. Да как друга любить, не больше. Просто мы вечно таскались с Димкой парочкой с первого курса, пока он не начал свои отжиги на почве полового трудоебизма. Я предпочел немного отойти в тень, не тягаясь с его кобелями. Ибо, как известно, секс дружбе не помеха, а вот наоборот – весьма-весьма. Впрочем, терпения моего надолго не хватило, я припер чучундру к стенке, выложил все, что о нем думаю и ушел.
Однако Димочка существо такое, что злиться на него долго невозможно. И когда он внаглую открыл пинком с ноги дверь моей квартиры и вошел со словами: «Хватит выкобениваться, у меня коньяк», я ему сразу все простил. Потому что Димочка – это Димочка. А коньяк – это коньяк.
Так вот, в тот день мы сидели у меня дома и изучали свои трудовые книжки. Начал все, как водится, Рейтар. Он у нас обычно раскручивает цепь неприятностей, которые мы потом преодолеваем, продираясь с остервенением через все трудности.
- Полюбуйся, что мне написали. Специалист-филолог. Вот же… Цензурных слов у меня на них нет.
- А у меня вообще написано «специалист по вождению», - лениво отозвался я. – Ну вон, на столе пиво стоит, запей обиду.
- Специалист по вреждению? – недослышал Рейтар.
После тяжелой простуды, перенесенной в детстве, Димочка плоховато иногда слышит. А после того, как его детство прошло в кроватке без дна, а подростковый возраст – в мытье скользких подоконников, он еще и думает своеобразно. Головой он бился регулярно, в смысле. По нему заметно.
- А давай мы тебе запись так и подправим? – предложил он. – Я могу. У вашего кадровика почерк примитивнейший, я такое на раз-два подделываю.
Во мне уже плескалась пара литров пива, а подоконники я, видимо, с ним вместе драил, только на этаж выше. Ничем другим объяснить дальнейшее я не мог – протянул ему трудовую, лезвие и капиллярную ручку.
Димочке понадобилось примерно пять минут. И теперь у меня в трудовой книжке гордо красовалась специализация вредителя. И мне было совершенно, вот абсолютно пофигу.
- А у себя ты ничего подправить не хочешь?
- На филолуха если только.
Да, неделя выдалась тяжелая. У меня в такси, где я работаю, клиенты попадались сплошняком неадекватные, на вызовы дергали каждую минуту, спать не успевал. У Рейтара тоже на работе что-то ни пилилось, ни клеилось, да еще его официальный кобель, как я про себя называл Елецкого, свинтил на недельку к родителям, которые очень уж хотели повидать сына. Сына, конечно, хотели повидать вместе с зятем, но Рейтару стало плохо на работе, он вызвонил меня, и я его уволок к себе, а потом отвез Марка на вокзал, заверив, что все в порядке, я за Димочкой присмотрю.
Наша дружба с Рейтаром всегда проходила под лозунгом «даешь каждому Димочке по другу-натуралу», хотя я бы лично сократил только до первых двух слов. Иногда мне кажется, что великая болезнь – бешенство члена – у Рейтара прогрессирует год от года. Интересно, как его неукротимый темперамент Елецкий сдерживает? Как медсестра из анекдота, что ли… «Я не проверяю пульс, я сдерживаю импульс».
В общем, мы сидели и пили, правда, чинно-мирно, под беседы о Канте и Коэльо. Сошлись на том, что читать это невозможно. Я показал ему на компе склад сетературы, Димочка прочитал парочку слэшевых произведений и заявил:
- Такого не бывает!
Спорить я не стал.
Захмелел Рейтар быстро, и его потянуло на подвиги и свершения. Хорошо хоть, в пределах одной комнаты. Пьяный Димочка обычно способен на любой подвиг, если он не вредит его здоровью или физическому здоровью окружающих. Заметьте, о психическом я умолчал.
- А вот возьму и исправлю.
Вскоре из филолога он стал тем, кем мы оба являлись на самом деле. За это мы подняли еще по бутылке пива.
- Эх, - мечтательно протянул Димочка. – Сейчас бы еще секса…
- Да влегкую.
Пьяный филолог, даже если он крутит баранку уже второй год после выпуска, мастерство никогда не пропьет. Я сбегал на кухню, выволок из холодильника кекс. Кетчупом написал на нем СЕКС и приволок в комнату.
- Вот… Французская диета.
- А если не поможет? – хихикнул Рейтар. – Мучное отменим?
Я выразительным взглядом окинул его мослы и задумчиво поведал люстре:
- А Елецкий и впрямь кобель. На такие кости кинулся.
- Чего-о?
- Жри кексик и страдай по Марку молча. А еще лучше – страдай сразу в ванной. Чтоб недалеко…
Димочка обиделся, загрустил и швырнул в меня подушкой. Потом томиком Донцовой, ластиком и ручкой. Потом самым ценным, что у него было – собой.
- Упади в мои объятия, о прелестнейшая незнакомка, мы удалимся под сень платанов и будем предаваться там страстной и разнузданной любви, - продекламировал я.
«Прелестнейшая незнакомка» врезал мне коленом по бедру, явно намекая, что мужская солидарность ему неведома, и в следующий раз он долбанет куда-нибудь левее.
- Тебя что, опять ноги не держат, лемур свинокопытный?
Есть у Димочки такое – от переизбытка алкоголя у него сразу нижние конечности отнимаются. Потому напивается Рейтар исключительно в такой компании, где его сразу пожалеют и на ручках утащат спать.
- Ну, если только немножко.
- Все, спать, - решительно заявил я.
Димочка протестовать не стал, свернулся клубочком на кровати, куда я его притащил, и практически сразу засопел.
- Прелесть, что за гадость, - умилился я, раздевая Рейтара.
Интересно, они с Марком после секса по разным кроватям расползаются, или у Елецкого все ребра в синяках от этой кучки костей? И как вообще у него встает, когда Димочка раздевается? Рейтар же может вызвать одно желание – накормить до отвала и потом снова покормить, контрольно.
Наверное, если бы я в тот момент знал, что мы никогда больше не посидим вот так… А что я бы сделал? Не знаю, наверное, то же, что и тогда – укрыл бы его одеялом и вышел из комнаты. Но я не знал… Притопал в зал, свалился на диван и задрых, не просыпаясь, до утра.
Утром Рейтар разбудил меня завтраком. В прямом смысле слова подал в постель – споткнулся на похмельных дрожащих ногах и облил меня чаем, на его счастье – холодным.
- Сдурел, что ли? – взвыл я.
- Извини, - повинился он. – Снимай футболку, я постираю.
- Мог бы сразу сказать, что не терпится увидеть меня в раздетом виде, - проворчал я, вылезая из любимой тряпки.
Рейтар умелся в ванную, я поплелся туда же. Бедром подвинул стоявшего раком у тазика Димочку, ожесточенно трущего футболку.
- Ты чего сегодня такой нервный? – полюбопытствовал я.
- Не знаю, - признался он. – Какие-то паршивые предчувствия.
Нет, вы видели эту Кассандру в драных джинсах? Предчувствия у него.
- В лотерею выиграешь? Миллион? И Марк тебя бросит с формулировкой «теперь я тебя недостоин»?
- У меня насчет тебя… Черт…
Футболка медленно окрашивалась кровью, капавшей из распоротой ладони Димочки. Положительно, только эта хвостатая чучундра может порезаться о воздух.
- Не выходи сегодня из дома, а? – запаниковал Рейтар.
- Не выйду… Тебя ж одного оставить нельзя. А то вдруг ты захочешь есть, пойдешь бутерброд делать. А мне потом объясняться с ментами по поводу твоего трупа.
Зазвонил сотовый. Я потянулся к трубке, глянул на дисплей и покривился. Диспетчерская.
- Илюша, выезжай, - заверещала Ольга.
- Ни за что. Я вчера пил.
- Очень надо, Илюша. Очень-очень.
- Нет, Оль. У меня тут человек больной лежит, одного нельзя оставлять.
- Илюш, это пять минут. До Новостроевской.
Я вздохнул. Иногда мне казалось, что Ольгу проще убить, чем донести до нее «нет».
- Димуль, котик, я быстро! – проорал я, натягивая джинсы и первую попавшуюся футболку, кажется, рейтаровскую, судя по тому, как она на мне трещала.
- Какой я тебе котик?! – тут же взъерепенился Рейтар.
Но я уже ссыпался вниз по лестнице, едва успев сунуть ноги в кроссовки, цапнуть сумку с документами и пригладить волосы. Ничего, куплю чучундре ветчины, будет жрать, урчать и довольно облизываться.
Знал бы я, чем поездочка закончится – послал бы Ольгу в пеший тур за три леса. О том, что было с троянцами, не внявшими предупреждению Кассандры, я зря забыл.
И когда мне на голову обрушился обрезок металлической трубы, я успел еще пожалеть о том, что Рейтар зря постирал футболку.