Мой друг
от Тай Вэрден
Открыть саммари
"Мой близкий друг", - так представляли своих любовников, чтобы соблюсти приличия. "Мой дорогой друг", - улыбались магистры, втайне лелея мечту избавиться от соперника. "Мой милый друг", - начинались почти любые письма, призванные подчеркнуть не слишком формальный характер письма. И вот теперь Каллен говорит, что они друзья.
миниОбщее / 6+ / Джен
Каллен
1 июл. 2018 г.
1 июл. 2018 г.
1
1.391
1 июл. 2018 г.
1.391
Каллен Резерфорд, рыцарь-командор, бывший храмовник и просто до мозга костей солдат, отнюдь не невинен и не наивен. Разумеется, он прекрасно знает, чем могут заниматься двое мужчин в тишине спальни. И искренне считает, что это вообще не его дело, кто с кем спит, пока чужие руки не тянутся к его штанам — он как-то обмолвился об этом Дориану, добавив, что сам мужчин не любит.
— Я такой привлекательный, как меня вообще можно не хотеть? — ужасается Дориан, посмеиваясь, показывая, что это всего лишь дружеская подначка.
— Какой удар по самолюбию, — Каллен произносит это с печалью, которую можно было бы назвать ядовитой, если бы она не была настолько искренней. — Смотрите на доску, Дориан, партия грозит вот-вот закончиться, причем не в вашу пользу.
Они проводят время в саду за выстраиванием сложных комбинаций на доске. И это Дориан ни на что не променяет: обмен ленивыми репликами ни о чем, воспоминания о каких-то незначительных мелочах из прошлого. И никаких разговоров о Бреши.
— И я правда вам совсем не нравлюсь?
— Не нравитесь, Дориан, а теперь уделите внимание игре.
— Это потому что я из Тевинтера? Потому что я маг? Потому что вы сами себе боитесь признаться в том, что втайне меня вожделеете?
— Это потому что все мое вожделение сосредоточено на том, чтобы вас обыграть.
Дориан прижимает пальцы к губам в притворном негодовании.
— Я ведь более приятен для взора, чем эти фигуры.
— Фигуры занимают разум, а вы его всего лишь дурите вашей пустой болтовней.
Дориан подается вперед, внимательно глядя на доску. Приходится признать, что Каллен и впрямь воспользовался тем, что соперник был больше сосредоточен на том, как бы уколоть его на тему несуществующих чувств, нежели на том, чтобы грамотно выстроить оборону.
— Кажется, ты проигрываешь, — замечает подошедший Железный Бык. — Каллен, на тебя призывно смотрит Жозефина. Вернее, смотреть она уже устала, потому попросила меня тебя окликнуть. Но я решил, что кричать будет невежливо.
Каллен передвигает фигуру.
— Я заблокировал ваши позиции, Дориан. А теперь простите, меня ждут дела.
— Придется признать проигрыш, — заключает Дориан. — Но я еще отыграюсь, будьте уверены.
Каллен поднимается и быстрым шагом удаляется.
— Тебе никогда не выиграть, тевинтерец, — и говорит Железный Бык явно не об этих фигурах.
— Посмотрим, — улыбаться Дориан прекращает.
— Поверь мне, я видел таких. Он ферелденец, незнатный, посвященный здешней Церкви. Этого хватает, чтобы ты был для него всего лишь докучливой зверушкой. Перья, блестки, улыбки — ты для него не больше, чем ярмарочный фокусник, они тоже обожают все сверкающее и трещат без умолку.
— У меня найдется пара фокусов, которые его удивят.
Почему Дориан так цепляется за желание забраться в постель Каллена, он и сам не понимает. Самое обидное, что в эту самую постель можно было завалиться в любую ночь, Каллен вряд ли его выгонит, правда, единственное, что получится — выспаться. Одному. Потому что Каллен уберется куда-нибудь, чтобы не смущать гостя. И какое там распалить желание? Для этого нужна хотя бы искра.
— Это все твое оскорбленное тщеславие, — уверила его Элана, которая умудрилась однажды вытащить из Дориана причину его странных взглядов на Каллена. — Думаешь, что для всех притягателен, а тут выясняется, что кому-то на тебя наплевать.
— Я тщеславен, — согласился тогда Дориан. — Но дело не в этом.
— Поговори с Лелианой о Каллене, она может тебе кое-что рассказать.
Лелиана ограничилась только сухой фразой: «Ему немало пришлось пережить, с тех пор он не любит магов», которая ничего не прояснила, наоборот, только все запутала.
С тех пор Дориан не отводит взгляда от Каллена, упорно пытается представить их в постели, в какой-нибудь не особо неприличной позе. И не может. Это злит еще сильнее, он уже и сам не понимает, что же он хочет получить от этого бывшего храмовника. Дориану очень хочется каждый день видеться с Калленом, разговаривать о чем угодно, пусть даже о тактике ведения боя, в которой он ровным счетом ничего не понимает. Но секс… Нет, наверное, нет. Каллен не принадлежит к типу тех мужчин, которые привлекают Дориана.
— А знаешь, — задумчиво говорит Железный Бык. — Кажется, я понял, в чем тут все дело.
— И в чем же?
— В том, что ты его не любишь.
И он удаляется, оставляя Дориана недоумевать и злиться. И смотреть на Каллена и Жозефину. Та, судя по всему, отчитывает собеседника, Каллен виновато склоняет голову, разводит руками. Жозефина улыбается ему, у Дориана внутри что-то больно колет от этой улыбки. Наконец, Каллен возвращается обратно.
— Дориан, вы все еще здесь, я уж думал, вы снова сердитесь на меня за проигрыш.
— Я умею проигрывать, — говорит Дориан. — Расставляем фигуры?
— Я бы с удовольствием, но у меня много дел. В бумагах полный беспорядок.
— Помочь вам их разобрать? Как и любой маг, я превосходно умею превращать хаос документов в упорядоченные стопки.
Каллен кивает, уверяет, что сочтет это за честь. На пути к башне попадается Тревельян, дружелюбно улыбается и сообщает, что на рассвете они выедут в Свистящие пустоши, так что Дориану лучше выспаться.
— Ничего не попишешь, придется мне сражаться с бумагами в одиночку, — шутливо говорит Каллен. — Но когда вы вернетесь, я найду, куда применить ваши таланты.
— Вы со мной флиртуете? — усмехается Дориан.
Внутри все еще колется что-то, как стеклянная пыль в порезе.
— Нет, я предупреждаю, что вы сами предложили мне помощь, так что я еще подыщу вам занятие, так что берегите себя на этой вылазке.
Если бы он был тевинтерцем или орлейцем, Дориан понимал бы, что имеет в виду Каллен. Но он ферелденец, прямой как меч и примерно такой же степени гибкости. Все стоит воспринимать буквально.
— А не то вы расстроитесь?
Каллен дружелюбно улыбается.
— Разумеется, расстроюсь, мне довелось потерять слишком многих друзей, не хотелось бы лишиться еще одного.
«Друзья». Дориан криво улыбается и быстрым шагом, не прощаясь, уходит к себе. Друзья, вот оно что. Он не знает, как к этому относиться. Жизнь в Тевинтере приучила его слишком легко относиться к этому слову.
«Мой близкий друг», — так представляли своих любовников, чтобы соблюсти приличия.
«Мой дорогой друг», — улыбались магистры, втайне лелея мечту избавиться от соперника.
«Мой милый друг», — начинались почти любые письма, призванные подчеркнуть не слишком формальный характер письма.
И вот теперь Каллен говорит, что они друзья. Что подразумевают под этим в Ферелдене? Дориан впервые понимает, что еще очень многого не знает об этой стране.
Заснуть получается с трудом, мысли теснятся в голове, мешают предаваться сну. Если Железный Бык прав — ну допустить такое можно — Дориан Каллена не любит. И что, это и есть дружба, когда постоянно хочется проводить с кем-то время, при этом не желая его физически, когда ежевечерняя игра становится привычной частью распорядка, причем самой приятной?
Дориан вздыхает, затем поднимается, одевается и идет прогуляться по стене. Свежий воздух полезен для последующего крепкого сна.
— Дориан, что вам не спится? — окликает его Каллен.
— Предаюсь думам о вас, — отвечает Дориан. — Мы можем поговорить?
— Это никак нельзя отложить? — Каллен не улыбается, смотрит устало и немного сердито.
— Нет. Что с вами?
Каллен пошатывается потом придерживается за стену и втягивает холодный воздух сквозь зубы. Дориан оказывается рядом, обхватывает за пояс.
— Вам лучше лечь.
— Все в порядке, — Каллен пытается выпрямиться, затем сдается, опирается на плечо Дориана. — Помогите дойти до двери и ступайте спать.
Они кое-как добираются до кабинета, Дориан оглядывает царящий в помещении беспорядок, но молчит, помогает Каллену устроиться в углу, решив, что по лестнице они сейчас не взберутся.
— Мне позвать кого-нибудь?
— Нет, просто уходите.
— Не уйду, пока вы не объясните, что с вами.
— Лириум, — Каллен сидит, откинув назад голову, дышит часто и неглубоко. — Все храмовники принимают лириум. Мне просто надо выспаться. Это ничего.
— Вы его не принимаете? — уточняет Дориан.
— Я пытаюсь не принимать. Это сложно. Что вы делаете?
— Поднимаюсь в вашу спальню, чтобы принести вам подушку и одеяло. Друзья ведь должны заботиться друг о друге?
— Да, — соглашается Каллен.
— А мы ведь друзья?
— Конечно же, Дориан. Мы друзья. Поэтому я и прошу вас уйти, чтобы выспаться. Я буду в порядке, а вот вам следует быть завтра собранным.
Дориан подпихивает подушку ему под голову, бросает сверху одеяло, потом садится рядом с Калленом.
— Я поговорю завтра с Инквизитором, уверен, он сумеет подобрать нужные слова, чтобы объяснить, насколько вы нам дороги, Каллен. И почему вам не следует принимать лириум. И находиться в одиночестве.
— Когда началось восстание в Круге… — начинает рассказывать Каллен.
Дориан слушает, кивает время от времени.
— И вот так я решил остаться в Инквизиции. А вы?
— Увидел на том совете ваши прекрасные глаза, конечно же.
Каллен слабо усмехается, потом замолкает.
Дориан после этой ночи так и не избавляется от привычки отшучиваться в ответ на вопросы и бессовестно сыпать комплиментами в адрес Каллена, заставляя смущаться Жозефину и посмеиваться Тревельяна.
— Лев надежен, — говорит Коул. — Знает, что таится под маской. Улыбается. Хорошо от этого. Настоящий друг. Можно быть собой.
Дориан фыркает и тянется за стаканом.
— Я такой привлекательный, как меня вообще можно не хотеть? — ужасается Дориан, посмеиваясь, показывая, что это всего лишь дружеская подначка.
— Какой удар по самолюбию, — Каллен произносит это с печалью, которую можно было бы назвать ядовитой, если бы она не была настолько искренней. — Смотрите на доску, Дориан, партия грозит вот-вот закончиться, причем не в вашу пользу.
Они проводят время в саду за выстраиванием сложных комбинаций на доске. И это Дориан ни на что не променяет: обмен ленивыми репликами ни о чем, воспоминания о каких-то незначительных мелочах из прошлого. И никаких разговоров о Бреши.
— И я правда вам совсем не нравлюсь?
— Не нравитесь, Дориан, а теперь уделите внимание игре.
— Это потому что я из Тевинтера? Потому что я маг? Потому что вы сами себе боитесь признаться в том, что втайне меня вожделеете?
— Это потому что все мое вожделение сосредоточено на том, чтобы вас обыграть.
Дориан прижимает пальцы к губам в притворном негодовании.
— Я ведь более приятен для взора, чем эти фигуры.
— Фигуры занимают разум, а вы его всего лишь дурите вашей пустой болтовней.
Дориан подается вперед, внимательно глядя на доску. Приходится признать, что Каллен и впрямь воспользовался тем, что соперник был больше сосредоточен на том, как бы уколоть его на тему несуществующих чувств, нежели на том, чтобы грамотно выстроить оборону.
— Кажется, ты проигрываешь, — замечает подошедший Железный Бык. — Каллен, на тебя призывно смотрит Жозефина. Вернее, смотреть она уже устала, потому попросила меня тебя окликнуть. Но я решил, что кричать будет невежливо.
Каллен передвигает фигуру.
— Я заблокировал ваши позиции, Дориан. А теперь простите, меня ждут дела.
— Придется признать проигрыш, — заключает Дориан. — Но я еще отыграюсь, будьте уверены.
Каллен поднимается и быстрым шагом удаляется.
— Тебе никогда не выиграть, тевинтерец, — и говорит Железный Бык явно не об этих фигурах.
— Посмотрим, — улыбаться Дориан прекращает.
— Поверь мне, я видел таких. Он ферелденец, незнатный, посвященный здешней Церкви. Этого хватает, чтобы ты был для него всего лишь докучливой зверушкой. Перья, блестки, улыбки — ты для него не больше, чем ярмарочный фокусник, они тоже обожают все сверкающее и трещат без умолку.
— У меня найдется пара фокусов, которые его удивят.
Почему Дориан так цепляется за желание забраться в постель Каллена, он и сам не понимает. Самое обидное, что в эту самую постель можно было завалиться в любую ночь, Каллен вряд ли его выгонит, правда, единственное, что получится — выспаться. Одному. Потому что Каллен уберется куда-нибудь, чтобы не смущать гостя. И какое там распалить желание? Для этого нужна хотя бы искра.
— Это все твое оскорбленное тщеславие, — уверила его Элана, которая умудрилась однажды вытащить из Дориана причину его странных взглядов на Каллена. — Думаешь, что для всех притягателен, а тут выясняется, что кому-то на тебя наплевать.
— Я тщеславен, — согласился тогда Дориан. — Но дело не в этом.
— Поговори с Лелианой о Каллене, она может тебе кое-что рассказать.
Лелиана ограничилась только сухой фразой: «Ему немало пришлось пережить, с тех пор он не любит магов», которая ничего не прояснила, наоборот, только все запутала.
С тех пор Дориан не отводит взгляда от Каллена, упорно пытается представить их в постели, в какой-нибудь не особо неприличной позе. И не может. Это злит еще сильнее, он уже и сам не понимает, что же он хочет получить от этого бывшего храмовника. Дориану очень хочется каждый день видеться с Калленом, разговаривать о чем угодно, пусть даже о тактике ведения боя, в которой он ровным счетом ничего не понимает. Но секс… Нет, наверное, нет. Каллен не принадлежит к типу тех мужчин, которые привлекают Дориана.
— А знаешь, — задумчиво говорит Железный Бык. — Кажется, я понял, в чем тут все дело.
— И в чем же?
— В том, что ты его не любишь.
И он удаляется, оставляя Дориана недоумевать и злиться. И смотреть на Каллена и Жозефину. Та, судя по всему, отчитывает собеседника, Каллен виновато склоняет голову, разводит руками. Жозефина улыбается ему, у Дориана внутри что-то больно колет от этой улыбки. Наконец, Каллен возвращается обратно.
— Дориан, вы все еще здесь, я уж думал, вы снова сердитесь на меня за проигрыш.
— Я умею проигрывать, — говорит Дориан. — Расставляем фигуры?
— Я бы с удовольствием, но у меня много дел. В бумагах полный беспорядок.
— Помочь вам их разобрать? Как и любой маг, я превосходно умею превращать хаос документов в упорядоченные стопки.
Каллен кивает, уверяет, что сочтет это за честь. На пути к башне попадается Тревельян, дружелюбно улыбается и сообщает, что на рассвете они выедут в Свистящие пустоши, так что Дориану лучше выспаться.
— Ничего не попишешь, придется мне сражаться с бумагами в одиночку, — шутливо говорит Каллен. — Но когда вы вернетесь, я найду, куда применить ваши таланты.
— Вы со мной флиртуете? — усмехается Дориан.
Внутри все еще колется что-то, как стеклянная пыль в порезе.
— Нет, я предупреждаю, что вы сами предложили мне помощь, так что я еще подыщу вам занятие, так что берегите себя на этой вылазке.
Если бы он был тевинтерцем или орлейцем, Дориан понимал бы, что имеет в виду Каллен. Но он ферелденец, прямой как меч и примерно такой же степени гибкости. Все стоит воспринимать буквально.
— А не то вы расстроитесь?
Каллен дружелюбно улыбается.
— Разумеется, расстроюсь, мне довелось потерять слишком многих друзей, не хотелось бы лишиться еще одного.
«Друзья». Дориан криво улыбается и быстрым шагом, не прощаясь, уходит к себе. Друзья, вот оно что. Он не знает, как к этому относиться. Жизнь в Тевинтере приучила его слишком легко относиться к этому слову.
«Мой близкий друг», — так представляли своих любовников, чтобы соблюсти приличия.
«Мой дорогой друг», — улыбались магистры, втайне лелея мечту избавиться от соперника.
«Мой милый друг», — начинались почти любые письма, призванные подчеркнуть не слишком формальный характер письма.
И вот теперь Каллен говорит, что они друзья. Что подразумевают под этим в Ферелдене? Дориан впервые понимает, что еще очень многого не знает об этой стране.
Заснуть получается с трудом, мысли теснятся в голове, мешают предаваться сну. Если Железный Бык прав — ну допустить такое можно — Дориан Каллена не любит. И что, это и есть дружба, когда постоянно хочется проводить с кем-то время, при этом не желая его физически, когда ежевечерняя игра становится привычной частью распорядка, причем самой приятной?
Дориан вздыхает, затем поднимается, одевается и идет прогуляться по стене. Свежий воздух полезен для последующего крепкого сна.
— Дориан, что вам не спится? — окликает его Каллен.
— Предаюсь думам о вас, — отвечает Дориан. — Мы можем поговорить?
— Это никак нельзя отложить? — Каллен не улыбается, смотрит устало и немного сердито.
— Нет. Что с вами?
Каллен пошатывается потом придерживается за стену и втягивает холодный воздух сквозь зубы. Дориан оказывается рядом, обхватывает за пояс.
— Вам лучше лечь.
— Все в порядке, — Каллен пытается выпрямиться, затем сдается, опирается на плечо Дориана. — Помогите дойти до двери и ступайте спать.
Они кое-как добираются до кабинета, Дориан оглядывает царящий в помещении беспорядок, но молчит, помогает Каллену устроиться в углу, решив, что по лестнице они сейчас не взберутся.
— Мне позвать кого-нибудь?
— Нет, просто уходите.
— Не уйду, пока вы не объясните, что с вами.
— Лириум, — Каллен сидит, откинув назад голову, дышит часто и неглубоко. — Все храмовники принимают лириум. Мне просто надо выспаться. Это ничего.
— Вы его не принимаете? — уточняет Дориан.
— Я пытаюсь не принимать. Это сложно. Что вы делаете?
— Поднимаюсь в вашу спальню, чтобы принести вам подушку и одеяло. Друзья ведь должны заботиться друг о друге?
— Да, — соглашается Каллен.
— А мы ведь друзья?
— Конечно же, Дориан. Мы друзья. Поэтому я и прошу вас уйти, чтобы выспаться. Я буду в порядке, а вот вам следует быть завтра собранным.
Дориан подпихивает подушку ему под голову, бросает сверху одеяло, потом садится рядом с Калленом.
— Я поговорю завтра с Инквизитором, уверен, он сумеет подобрать нужные слова, чтобы объяснить, насколько вы нам дороги, Каллен. И почему вам не следует принимать лириум. И находиться в одиночестве.
— Когда началось восстание в Круге… — начинает рассказывать Каллен.
Дориан слушает, кивает время от времени.
— И вот так я решил остаться в Инквизиции. А вы?
— Увидел на том совете ваши прекрасные глаза, конечно же.
Каллен слабо усмехается, потом замолкает.
Дориан после этой ночи так и не избавляется от привычки отшучиваться в ответ на вопросы и бессовестно сыпать комплиментами в адрес Каллена, заставляя смущаться Жозефину и посмеиваться Тревельяна.
— Лев надежен, — говорит Коул. — Знает, что таится под маской. Улыбается. Хорошо от этого. Настоящий друг. Можно быть собой.
Дориан фыркает и тянется за стаканом.