Антон скучал. Даже то, что Гесер отправил его наблюдающим в логово Темных, не спасало ситуацию — скука оплетала липким серым коконом, глушила звуки, стирала цвета.

— Городецкий, чем ты занят? — голос Ольги в телефоне казался едва различимым шорохом.

— Работаю, — через силу отозвался он и разорвал соединение. Тонкая дрожащая нить связи еще как будто с минуту вибрировала, прежде чем затихнуть навсегда.

— Городецкий, — Антон даже не удивился подкравшемуся со спины Завулону, — зайди ко мне.

Это был прямой приказ, и как бы ни хотелось просто остаться на месте, чтобы никто не трогал, пришлось подчиниться и плестись по бурому ковролину через всю приемную к дверям кабинета.

— Ну, что случилось? — устало спросил Антон, едва переступив порог. Святая святых главы Дневного Дозора словно тянула из него силы, которые и так куда-то подевались, усугубляя желание как можно быстрее сбежать. Сбежать и забиться в какое-нибудь тихое место, где никто не будет доставать…

— А ты не чувствуешь? — Завулон грубо впечатал его в стену, приблизил вплотную лицо и оскалился в злобной усмешке.

— Нет, — Антон смотрел в сторону, не в силах вынести взгляд чудовищных фосфоресцирующих глаз.

— Нет? — Завулон встряхнул его, как тряпичную куклу, и вдруг впился жестким поцелуем в губы, терзая и утверждая свою власть.

Антон ощутил чужие руки, шарящие по одежде, пальцы, расстегивающие болты на джинсах, и это словно слегка рассеяло дымку безразличия, окутывавшую его, и он попытался молча, но яростно сопротивляться тому, что с задницы спускают трусы, заламывают руку и утыкают носом в подоконник. Борьба странным образом возбуждала. Внутри скручивался тягучий ком, член тяжелел и наливался кровью, а мир вокруг словно становился четче, яснее.

— Давай, будь хорошим мальчиком, — Завулон мазнул чем-то скользким между ягодиц и почти сразу вогнал член.

Антон задохнулся от возмущения и причиненной боли, выругался, но Завулон толкнулся еще раз, правильно, задев внутри что-то нужное, что почти сразу вызвало экстаз, а за ним навалилась какофония цвета, звуков и запахов, словно все это скрывали от Антона в зачарованной шкатулке, а Завулон распахнул ее, как любопытная Пандора. И мир снова стал прежним.

— Оклемался? — Завулон обнаружился в кресле с чашкой кофе, а сам Антон — на полу со штанами у лодыжек.

— Какого?!. Что это было?! — Антон лихорадочно приводил себя в порядок, попутно отмечая, что в «Авиценне», как ни странно, нужды не было.

— Ведьмина порча, — любезно пояснил Завулон. — Еще бы чуть-чуть — и все. Ты как маленький, нет чтобы сразу обратиться за помощью… Для разрушения таких чар необходима сильная эмоциональная встряска. Злость — хорошее чувство, идеально подошло.

— Да пошел ты… — беспомощно пробормотал Антон, почему-то безоговорочно поверив объяснениям Завулона, и пошел сам — к двери.

— И это вместо благодарности!.. — с пафосным надрывом произнес Завулон и засмеялся.

Антон, досадуя на себя и костеря Завулона, дернул за ручку, стремясь побыстрее покинуть кабинет и попытаться забыть все как страшный сон. Дверь не поддавалась.

— Спасибо, — процедил он сквозь зубы, ни за какие коврижки не согласившись бы смотреть при этом в сторону Завулона.

— Не за что. Обращайся!

Створка двери приглашающе распахнулась, и Антон выскочил вон и, пока бежал через приемную, все слышал издевательский смех…