Радость жизни. Фань Сянь был хорошим, воспитанным мальчиком из приличной семьи.

Он никогда еще не видел, чтобы рот трахали виноградом.

Или виноград ртом.

Было тяжело внести ясность в этот вопрос.

* * *


Еще немного разгоряченный схваткой, он прорвался через странного мужика на воротах. Палило солнце, стрекотали цикады, пели птицы. Во рту стоял привкус крови. Перед ступенями главного храма выстроились ровные ряды воинов в одинаковых ханьфу.

Фань Сянь обвел взглядом внутренний двор, прикидывая, в какой именно из боковых храмов ему позволили зайти, и едва не споткнулся на ровном месте.

Потому что виноград.

Рот.

Тонкие пальцы, держащие виноградину.

Острый розовый язык, слизывавший капли. Тонкие губы, испачканные сладким соком, когда вместо того, чтобы сунуть виноградину в рот целиком, юноша ее надкусил. Жидкость брызнула во все стороны, несколько капель осело на гладких смуглых щеках.

Фань Сянь сглотнул — в горле пересохло так, словно он стоял посреди пустыни. А единственным источником воды были капли виноградного сока на щеках юноши.

Тот улыбнулся — неуловимо, насмешливо; облизнулся — демонстративно; стер пальцем каплю сока со щеки и отправил палец в рот, не сводя с застывшего Фань Сяня лукавого зовущего взгляда.

Фань Сянь машинально сделал шаг к нему, к этому средоточию желания и греха, коего он не испытывал еще ни разу, ни в своей прошлой, ни в нынешней жизни.

Путь ему преградил длинный узкий меч. Фань Сянь даже не обратил внимания на того, кто держал этот меч. Все его нутро пылало. Ему нужно было оказаться рядом. Нужно было прикос…

Юноша звонко рассмеялся, будто вдруг услышал хорошую шутку.

Он поднес к губам еще одну виноградину, не отводя темных глаз от Фань Сяня и смотря, казалось, в самую душу. Он не откусил от нее — прикоснулся губами, мягко, как мог бы целовать любовника, утомленный после соития... И опустил обратно на подставку к остальной грозди.

Затем резко поднялся, сделал какой-то жест и, прежде, чем Фань Сянь хотя бы сообразил, что происходит, потому что затянутый вожделением мозг отказывался слушаться, исчез за дверьми храма. Задвигая их за собой, он еще раз улыбнулся — мелькнул ровный ряд белоснежных зубов. Фань Сянь на мгновение представил, как этот юноша приоткрывает рот, принимая предложенную виноградинку, и последующий слабый укус на кончиках своих пальцев. Как теплый влажный язык слизывает отголоски даже не боли — неприятных ощущений, звонкий звук после, когда губы смыкаются на кончике пальца, а взгляд из-под ресниц горячит кровь. Сердце Фань Сяня екнуло и забилось где-то в горле, а щеки вспыхнули так, что кожу ощутимо запекло.

К Фань Сяню с поклоном приблизился взявшийся из ниоткуда слуга, протягивая подставку с тем самым виноградом.

Фань Сянь взял ее, машинально отмечая, что руки дрожат, будто он снова шестилетний мальчишка и снова отравился очередным ядом учителя.

— Тебе туда, — раздался глубокий голос, и плоское лезвие меча, преграждавшего ему дорогу, заставило Фань Сяня покачнуться. Высокий мужчина развернул его на сто восемьдесят градусов и кончиком меча указал на двери храма в противоположной стороне.

Фань Сянь пошел, не чувствуя под собой ног, не понимая, куда идет, почти не видя дороги — и не отводя глаз от верхней виноградины. Той, которой касались эти блядские губы.