Гаррусу холодно. С тех самых пор, как на его глазах взорвалась «Нормандия», где-то в глубине души поселилась льдинка, источающая смертельный мороз, который заставляет инстинкт самосохранения оледенеть и заткнуться. И заодно замораживает практически все эмоции, что иногда оказывается совсем нелишне.
Гаррус не выпускает из рук снайперскую винтовку, некогда принадлежавшую Шепарду. Он укладывает оружие рядом, когда ложится спать, погружаясь в просмотр одного-единственного кошмара, навеки обреченный терзаться этим сновидением.
- Он сумасшедший, – перешептываются за спиной, думая, что Вакариан не слышит.
Гаррусу все равно, что о нем говорят. О Шепарде тоже так говорили…
Правда, почему-то Гаррус выжил, хотя обещал, что умрет с Шепардом рядом. Правда, Шепард обещал не умирать, так что как знать, кто из них нарушил свое обещание первым.
Гаррусу холодно. Турианцы не любят холода и льдинок в сердце, поэтому Гаррус всегда лезет в самое пекло, пытаясь согреться и подставить грудь под выстрел, может быть, хотя бы так сердце согреется. Однако никто не хочет согреть Гарруса, почему-то он всегда стреляет быстрее и точнее.
Он не знает, сколько времени прошло с того момента, когда погасло его единственное солнце. Холод притупляет чувство времени. Правда, чувство боли от потери не притупляет.
Гаррусу холодно. Он ищет тепла. И все никак не может найти. А потом льдинка в одночасье тает, заменяясь спокойным холодом металла – Шепард просто ушел, отошел в сторону, Гаррусу сейчас надо заменить командора на посту. У него есть винтовка Шепарда и память о неловком прикосновении человеческих губ к левой стороне брони на груди, словно тот выстрел, которого так сейчас не хватает. Он сменит командора. Тот ведь однажды вернется и придется отчитываться…
Гаррусу все еще холодно. Завтра предстоит бой с наемниками, нужно выспаться, как следует – такая возможность проредить ряды мерзавцев, Шепард бы одобрил.
- Какую славную заварушку ты пропускаешь, командор, - Гаррус вздыхает.
Он натягивает на себя одеяло, укутывается. И становится теплее.