— В регионе сохранится неустойчивая погода с переменной облачностью, местами — осадки. Температура упадёт до плюс пятнадцати, в северных местах — до плюс десяти. На побережье сохранится умеренный ветер. Высота волн при этом не будет достигать критичной отметки. Температура на берегу моря останется в пределах плюс двадцати. С вами была…
И кто этот прогноз погоды придумывает? И кто придумывает текст ведущей? За высоким панорамным окном бушевало море, поднимая высокие волны. Они достигали скалистого берега и разбивались о скалы; вспениваясь, вновь сливались с большой водой. Ветер гудел в проводах, гонял по небольшой площадке сдутый мяч, стучал оторванным куском железной крыши беседки, скрипел ставнями, пытаясь сорвать их с места, но вкрученные в стену крючки не давали ему это сделать. За окном бушевал тайфун, а ведущая говорила о том, что у них прекрасная погода.
Генри Харт поднёс к губам тлевшую сигарету. Затянувшись, выдохнул сизый дым и опустил руку. Движения давались с трудом, будто вокруг него был не воздух, а густой кисель. Дурная погода стояла уже неделю. Вчера солнце проглянуло лишь на мгновение и снова исчезло за тучами. Термометр показывал плюс десять. До сентября ещё три недели, а ощущение такое, будто октябрь. Погода наводила тоску, что закручивалась тугим узлом в груди, наполняя душу неясной тревогой. В жизни Генри Харта было всё прекрасно. Всё скучно. Но опасность, что кто-нибудь захочет протянуть лапу к его состоянию, оставалась. Однако, это был жизненный коллапс, который не позволял ему слишком расслабляться. Другими словами — рутина. Это не должно было вызывать чувства тревоги, но оно было. Впрочем, Генри считал, что это из-за тоски и скуки.
Генри Харт поднял руку снова. Сделал две затяжки подряд, а потом щелчком открыл маленькую круглую коробочку, что сжимал в другой ладони, затушил окурок и закрыл крышку. В такую погоду хотелось лежать и ничего не делать. Или читать любимую книгу, укрывшись клетчатым пледом. Вот только у Генри не было любимой книги и клетчатого пледа, да и валяться он не любил. Ему всё время хотелось куда-то ехать или бежать, что-то делать или же менять стены домашние на рабочие, рабочие на домашние, рабочие на ресторанные, домашние на… ещё какие-нибудь. Он жил в движении, оттого, запертый на этом острове и отделённый от привычной суеты и рутины, ощущал себя сгустком забродившего киселя, оставшегося в кастрюле, которую нерадивая хозяйка вот уже неделю ленилась помыть. Генри было скучно.
Развеять эту скуку у Генри получалось лишь отчасти. Карточные игры, секс, алкоголь. В своей привычной жизни на всё это Генри тратил два часа три раза в неделю, заглядывая в клубы «Адонис», «Нарцисс» и «Стоп-аут». Если бы не хороший алкоголь, партнёры по покеру и сексу, которые доставляли ему удовольствие, кто от игры, кто от хорошего траха, Генри ни в жизни не переступил бы порог заведений, у которых были такие пафосные названия… Вчера Генри Харт растянул на полдня работу с документами, а позавчера отбирал персонал для дочерней компании, что собирался открыть в следующем месяце. Каждый день он обходил огромный особняк три раза, купался в бассейне, играл в теннис, в который не умел играть и который ненавидел, пытался читать современные романы и произведения классиков. Делал массу ненужных вещей, чтобы развеять скуку. И тоску. Хотелось домой. И в свой кабинет.
— Мистер Харт.
Генри обернулся. Шлюхи здесь были красивыми. Изящные, стройные. Красивые глаза, красивые губы, красивые носы. Ухоженные. Молодые. Дорогие конфетки в дорогой обёртке. Трахать такие жопы было одно наслаждение. Но Генри таких не любил. Не то чтобы они вызывали у него отвращение — большую часть жизни он удовлетворял потребности своей нижней части именно с такими «звёздами», — просто Генри Харт брал то, что предлагали. А предлагали ему обычно вот такую красоту, потому что сам Генри был довольно красив, статен, высок и богат. Если подумать, то вывод напрашивался сам собой: для таких, как Генри Харт, только такие, как вот этот шлюха, имени которого Генри не знает. Или не помнит.
— Не хотите прогуляться в саду? — спросил красавчик, томно прикрыв глаза, а потом так же томно открыв их. Стрелял он профессионально, за долгие годы Генри повадки таких элиток изучил как свои пять пальцев. Под этой фразой подразумевалось потрахаться, но исключительно в саду, чтобы разнообразить секс и свои отношения, которые были завязаны исключительно на «ты — мне, я — тебе». Хотя Генри видел, что парнишка — было ему лет двадцать от силы — явно мечтает, надеется и верит в то, что его невероятная красота произведёт на Генри Харта должный эффект и Генри, прожжённый циник и знающий жизнь мужчина сорока трёх лет, возьмёт да влюбится в это глупое дитя и увезёт его в свой замок. Наивность парня заставляла Генри Харта усмехаться. Вот только шлюха не понимал истинных намерений этой усмешки.
— Мистер Харт.
Вот тот, кого Генри готов был здесь и сейчас валить и трахать до тех пор, пока не покинут силы, пока он не сойдёт с ума и пока мир не остановится, чтобы сказать ему: хватит, поспи, дружок. Салли Лекс. По меркам многих — некрасивый, но только не для Генри. Неказист. Высокий, усталый, скромный. В синих глазах нет ни грамма вульгарности и пошлости, как у стоящего в нескольких метрах от Генри шлюхи, готового раздвинуть ноги по щелчку. Он не хлопает ресницами, не изображает развратную невинность, не дует губки, складывая их бантиком или пытаясь быть похожим на утку-селезня, не крутит задницей, не носит обтягивающих одежд кричаще-ярких тонов и не говорит томно, будто его тянут за яйца. Совершенная противоположность стоявшего напротив Генри шлюхи и самого Генри Харта, статного мужчины сорока трёх лет. Салли Лексу тридцать три, хороший возраст. Сладкий возраст. Как же хочется…
— Мистер Лекс, — ответил Генри замершему в широком проходе Салли Лексу.
— Господа Шоу и Филбер приглашают вас за стол, — сказал Салли Лекс. От тихого голоса с лёгкой хрипотцой по спине Генри пролетели мурашки. В паху зачесалось, а ладони вспотели. Генри сжал коробочку для окурков, и металлические края впились в кожу, охлаждая желание, но сердце, заколотившееся в груди, замедляться не хотело. Дышать было тяжело. В комнате воздух густой, как кисель, Генри Харт ещё несколько минут назад это понял.
— Их двое? — Генри удивился. А где же Пинт? Или Хабрер?
— Они пригласили за стол меня, и я согласился, — ответил Салли Лекс. Кажется, он испытывал неловкость. Салли Лекс не считал себя достойным сидеть за одним столом с отпрысками богатых семейств. А вернее будет сказать, Салли НЕ ЖЕЛАЛ сидеть с ними за одним столом. И Генри Харт в списке нежелательных персон был тоже. Впрочем, иногда Салли так смотрел, что Генри терялся в догадках и чувствовал себя неуютно, начиная питать неоправданные надежды. Чувства — тонкая штука, он сам только недавно осознал, насколько сильна его зависимость от Салли Лекса — он был рад любому взгляду.
— О! Хорошо, — тут же сказал Генри и прошёл вперёд, забыв напрочь про шлюху и оставив надувшего губы парня за спиной.
Салли Лекс кивнул, затем повернулся к нему спиной и, не дожидаясь, пока Генри дойдёт до него, покинув просторную, пустую комнату с панорамным окном, направился через широкий холл к лестнице, что вела наверх. Генри не торопился. Шёл следом. Взглядом прожигал прямую и широкую спину, округлые ягодицы, чуть кривоватые ноги. Возвращался вновь к спине, потом пристально смотрел на плечи. И опять на спину. Там была татуировка — Генри однажды видел выбитого на коже сутулого, худого, больше похожего на смерть старика с пустыми глазницами и сухими губами. В рваной одежде, в огненном круге, тянущий костлявую, с коротко остриженными чёрными ногтями руку к тому, кто на него смотрел. В древние времена так изображали голод. В отдалённых районах планеты до сих пор голодали дети…
На этой спине Генри Харт хотел оставить свои следы. Укусы и засосы. Очень хотел. Терпение уже было на исходе. Осознание своих чувств пришло, осталось понять, что чувствует Салли Лекс. Осталось лишь подкатить к нему… Как? Генри скривился. Пока ответа не нашёл.
Длинный коридор, что сворачивал направо, привёл к комнате с двустворчатой дверью. Салли Лекс открыл створки, отступил в сторону, пропустил Генри вперёд. Войдя в небольшую шестиугольную комнату, три стены которой были из стекла, Генри Харт прошёл к круглому столу, стоявшему в центре. Комната была нестандартная: один из углов был острее и длиннее других, что создавало иллюзию искажённого пространства и вызывало чувство дискомфорта. На окнах стояли решётки, это придавало комнате ещё большую креативность, будто лишая обитателей свободы. Хотелось поменять место, но Генри никогда не показывал, что эта комната ему не нравится. Ему казалось, что и другие так делали.
— Отлично, Генри, — заорал сидевший за столом Шоу, на коленях у которого восседал шлюха, похожий на того, что подкатывал совсем недавно к Генри. Они все одинаковые. Скукота смертная. — Я знал, что ты не откажешься от игры. Присаживайся.
Генри Харт подошёл к стулу, отодвинул его и не спеша присел. Почесал шею, кивнул Филберу, раскуривающему сигару.
— Напитки, — объявил за спиной Салли Лекс, и в комнату вошли три официанта с подносами.
— Мы решили сыграть в интересную игру, Генри, — продолжал тем временем Шоу. — Салли, кончай там швейцаром работать и иди садись. Сейчас объясню. Впрочем, ничего сложного нет. Обычный покер. Однако, предлагаю изменить ставку. И ты понимаешь, Генри, что отказаться от этого не можешь, потому что правила этого зала такие: кто вошёл сюда, должен выйти только после игры. — Шоу хихикнул, затем укусил шлюху за плечо. Тот взвизгнул, заболтал ногами, взял с подноса тарелку с нарезанными фруктами — собрался кормить ими своего любовника. — Короче, играем три раза. Кто проиграет — даст остальным по разу.
— Это бред? — спросил Генри. Шоу принял от шлюхи кусок яблока, противно захихикал. Тогда Генри посмотрел на Филбера. — Он бредит.
— Как-то надо развеять скуку, Генри, — ответил Филбер, пожимая плечами. — Мы здесь уже пять дней. У меня скоро крыша поедет.
— У кого-то она уже поехала.
— Да перестань, Генри! — Шоу продолжал веселиться. — Чего ты волнуешься? Ты отлично играешь в покер. Сколько за эти дни ты выиграл денег? Обыграл старика Пинта четыре раза. Четыре раза! Так что давать тебе не придётся.
— Ну, я тоже неплохо играю, — заметил Филбер и пустил облако дыма в потолок.
— И я проигрывать даже не думаю, — хихикнул Шоу, а потом вместе с Филбером посмотрел на Салли Лекса. Генри Харт не смог бы точно сказать, что ощутил в этот момент, но позже он осознал, что это были злость, гнев и ярость. Жар заполнил его до краёв, и ему показалось, что углы в этой комнате сместились, а воздух и тут стал вязким, киселеобразным.
Генри взглянул на Салли Лекса. Тот смотрел перед собой, а потом поднял глаза на Генри. Харту показалось, что в этот момент он стал той точкой, в которой сходились все прямые. Ни ненависти, ни злобы, ни ярости во взгляде Салли Лекса не было. Он оказался пустым, оттого казался тяжёлым, словно гранитный камень. Генри Харт мог смотреть на других и более страшным взглядом, но этот взгляд не смог выдержать. Медленно отвернулся, положил на столешницу забытую, но всё так же сильно сжимаемую пальцами пепельницу. Открыл её щелчком, вынул из кармана штанов помятую пачку сигарет и зажигалку. Положил их рядом. Из пачки вытянул сигарету, чиркнул кремнем. Филбер выдохнул в потолок очередное кольцо дыма, Шоу запустил шлюхе руку в трусы, или в шорты — Генри не знал, как правильно назвать эту деталь одежды. К столу подошёл крупье, двое официантов вышли, а один остался.
— Салли, я уверен, что ты тоже неплохо играешь, — заговорил Шоу всё тем же весёлым тоном, — но ты же понимаешь, кто в этой игре должен проиграть. Я бы мог пригласить стариков Пинта и Хабрера, ещё есть Текон и Лост, но трахать старика — это же… отвратительно. Хотя и твоя жопа меня не устраивает. Но засадить наследнику Арчера, хозяину вот этого особняка и острова — это же почти мечта, Салли. — И рассмеялся. — Как ты считаешь, Генри, я прав? А, можешь не отвечать. Ты в последнее время стал скучным до тошноты. И куда делся тот ублюдок, что любил рвать задницы таким страшилам, как наш любимчик Салли?
Шлюха затолкала в рот Шоу кусок банана, но Шоу останавливаться не желал. Продолжал мять член и яйца партнёра и при этом вещать:
— Ты сам должен понимать, что такой, как ты, здесь только для того, чтобы удовлетворять запросы. Наши желания. Старик Арчер тебя подобрал на улице, как плешивого пса. Отмыл, откормил, крышу над головой дал. Оставил тебе вот это наследство. За что, Салли? А не важно. Важно то, что даже если на твоей голове будет корона, ты всё равно не будешь королём. Ты так и останешься дворнягой.
Генри Харт выдохнул сизый дым. Его скучающий вид обманул всех, кто был в комнате. За ним пряталось желание взять стоявший на краю столешницы графин, наполненный бренди, и всадить в глотку Шоу. А потом долго смотреть на то, как Шоу будет мучиться, стараясь вымолвить слово и вымолить прощение. Ну, или выбросить Шоу в окно. Стива Шоу, а следом графин с виски, который он так любит. А, нет, там же решётка…
— Правила комнаты гласят: выйти можно только после игры. Если ты считаешь это весёлым, то посмейся, — сказал Генри Филберу. Неожиданно, спокойно. Сменив тему. Заткнув готового снова открыть рот Шоу.
— Ха-ха-ха, — выдавил из себя Филбер, продолжая дымить сигарой. Ему было всё равно, что Шоу унижает Салли Лекса, и ему было всё равно на весёлого Шоу, и всё равно, что шлюха, сидящий на коленях у Шоу, вот-вот готов кончить, и всё равно, что он будет трахать Салли Лекса. Филбер — худшая тварь. Намного хуже Шоу. Шоу тупой, как пробка, в свои сорок лет умеет лишь тратить деньги да придумывать глупые игры, а Филбер — умный и жестокий. Но всё равно Генри ему не по зубам. Из них троих Генри Харт ужаснее, и Филбер знает, что лучше Генри не злить. Вот только Филбер не догадывается, из-за чего внешне спокойный Генри Харт сейчас злится.
Генри затянулся дымом. Справа, со стороны, где сидел Шоу, послышался писк, похожий на стон. Шлюха кончил, и Шоу принялся облизывать свою ладонь, показывая, как много тот кончил, и какая у него сладкая сперма, и что стонет он, как поющий в клетке соловей, и прочее. Генри затошнило. Но он докурил сигарету, затушил окурок. Пока он не скажет «я согласен» — игра не начнётся. Это тоже правило. Потому-то крупье и застыл, как истукан. Салли Лекс пригласил на игру лучшего своего работника.
— Хочу внести поправку, — сказал Генри, указательным пальцем закрывая крышку пепельницы. — Проигравшего будет трахать только тот, кто выиграет все три игры.
— Ну нет, Генри, так неинтересно! — воскликнул Шоу.
— Разве? — ответил Генри, подавая знак официанту, чтобы наполнил рюмку водкой. Генри Харт пил исключительно водку. — А мне кажется, интереснее некуда.
— А если мы все выиграем по разу, то как быть с этим? — Говоря «все», Филбер имел в виду только троих человек, и Салли Лекс в этот круг избранных не входил.
— Будем играть ещё три игры, и тогда первый раунд аннулируется.
— О, а это действительно интересно! — воскликнул Шоу.
Генри хмыкнул, посчитав, что на этот глупый выкрик нужно было отреагировать хоть как-то. Филбер кивнул, приняв заинтересованный вид. Генри уже готов был повернуться к крупье, но вспомнил про Салли Лекса. Получалось, что постоянно думая о Салли, он даже мнения его не собирался спрашивать? Генри Харт посмотрел на Салли Лекса. Хозяин «Острова» сидел ровно, положив одну руку на стол, вторая лежала на подлокотнике стула. Смотрел перед собой. Напротив был Шоу со своим шлюхой, но Генри знал: Салли Лекс их не видит. Он сам исключил себя из этого круга. Он тут для того, чтобы богатенькие господа развлеклись. Он — хозяин «Острова», огромного комплекса отдыха, нейтральной территории, на которой богатеи могут отдохнуть, спрятаться от опасности или развлечься. Он должен исполнять их желания, даже если они вот такие. А Генри Харт не мог изменить ситуацию, потому что когда Шоу говорит о том, что проиграет Салли Лекс, Генри Харт пылает внизу адским огнём и алчно жаждет завалить Салли Лекса и отодрать дворнягу, посмевшую завладеть его сердцем и душой, в своей комнате, на своей кровати. На той постели, на которой он мечтал о нём и, трахая шлюх, представлял, что трахает его.
Уделив ему несколько секунд, но так и не дождавшись, когда Салли Лекс посмотрит на него, Генри Харт перевёл взгляд на крупье и едва заметно кивнул.
Салли Лекс проиграл три игры подряд, а Генри Харт выиграл. В итоге Шоу и Филбер остались ни с чем. Правда, Шоу не особо расстроился, решил сменить шлюху и налакаться виски. А вот во взгляде Филбера мелькнуло нечто, что заставило Генри напрячься.
— Трахай его тут. При всех, — сказал Филбер. Сказал как само собой разумеющееся. Как будто предложил выпить стакан воды.
— О, да, — поддержал Шоу. — Давай. Это же всё-таки развлечение. Игра — это так, ерунда, главное — шоу. Ну, Генри? Просим, Генри! Салли, снимай штаны и трусы. Загибайся раком. Покажи нам свою дырку. Хотим её увидеть. Задницу Салли в студию! — И рассмеялся, повизгивая, как свинья.
— Мне всё ещё скучно, — не унимался Филбер. Его зацепило то, что Генри выиграл три игры подряд. Генри это знал. Филбер был завистлив. Когда что-то шло не по задуманному им плану — злился. И ненавидел Генри Харта, делал пакости, несмотря на то, что боялся. Генри подумал о том, что, быть может, идея сыграть на Салли Лекса — а играли они именно на него, — была Филбера.
— Может, тебе помочь, Салли? Ну-ка, свали, детка! — И Шоу поднялся на ноги, оттолкнув шлюху. За время игры он порядком поднабрался виски, поэтому чуть не свалился, но удержался за стол. — Салли, хочу увидеть твою дырку! Дворняга должна показывать богатым дядям свою жопу, когда они этого хотят…
— Генри, ты делал это не раз. Давно, правда. Стив прав. С годами ты стал скучным. Неужели старость?.. — Филбер хмыкнул. — Давай, порви его дырку. Хочу на это посмотреть, Генри.
Генри Харт резко встал. Взял пачку со стола, сунул её в карман, потом зажигалку, сжал в ладони пепельницу. Оставаясь холодным, надменным и спокойным, он тихо проговорил:
— Мистер Лекс, идите за мной.
Генри Харт пошёл в свою комнату, Салли Лекс шёл следом. На этот раз они поменялись местами. Генри чувствовал взгляд Салли Лекса на своей спине и думал, что Салли Лекс тоже чувствовал, как он смотрел на него. А ещё Генри думал, как именно раздавить Филбера и Шоу: каблуком туфель или же придавить палкой, как того и заслуживали твари, не марая о них дорогую, сшитую на заказ обувь.
Дорога до комнаты Генри Харта заняла минут десять. Нужно было спуститься вниз, пройти два холла и несколько коридоров. Подняться по другой лестнице, проехать до четвёртого этажа на лифте. Затем пройти несколько коридоров, подняться ещё на два этажа выше, пересечь огромный холл, остановившись возле двустворчатой высокой двери, на которой был вырезан номер «708». Генри достал ключ-карту, прислонил её к электронной панели. Когда панель тихонько и звонко пискнула, Генри взялся за большую изогнутую ручку и потянул створку на себя. Переступив порог пент-хауса, Генри тут же скинул туфли, бросил карту на тумбочку и повернулся к вошедшему следом за ним Салли Лексу.
И здесь Генри было тяжело дышать. Салли Лекс прикрыл за собой дверь и, не глядя на него, стал снимать туфли без шнурков и замков. Упругие резинки прочно держали мягкую обувь на ноге. Когда с обувью было покончено, Салли Лекс взялся за пуговицы пиджака. Расстегнул их, стянул пиджак. Быстрый взгляд направо — Салли Лекс искал крючок или вешалку. Затем налево. Генри нагнул голову набок, попытался заглянуть Салли Лексу в глаза. Но тот упрямо прятал взгляд, выглядел так, словно не мог найти себе места. Словно это тёплое гнездо не для него, и когда кончится дождь, он улетит искать другое, более простое и уютное. Генри Харту не нравился номер тоже. Но не об этом же речь…
Генри сделал два шага вперёд и, сжав подбородок Салли Лекса, заставил того посмотреть на себя. В синих глазах блеснул лёгкий испуг вперемешку с беспокойством. Генри подумал, а был ли Салли Лекс хотя бы раз снизу. Сверху был, точно. Шлюхи, что здесь работали, давали Салли, один из используемых Генри Хартом паренёк признался, что хозяин совсем недавно трахал его, а до этого кого-то другого. Неустанно болтал про то, какой у Салли Лекса большой, толстый и горячий. И что сначала с ним больно, а потом хорошо. И губы у Салли Лекса… Губы такие, что их хочется целовать, целовать и целовать.
— Мистер Харт, — прошептал Салли Лекс, останавливая Генри в тот момент, когда он уже собирался коснуться своими губами его, — вы не против, если я сначала душ приму?
Генри думал недолго. Секунд пять. Потом решил, что против. Ждать, пока Салли Лекс примет душ и разработает себя, или же принимать душ с ним… Генри Харта на данный момент это не устраивало. Он хотел, чтобы первый раз был на кровати. Прямо сейчас. После того, как он поцелует Салли Лекса и снимет с него одежду. И Генри хотел сам разработать дырку Салли Лекса, и пусть она грязная… Впрочем, об этом он не думал.
Генри Харт как-то представлял, каким будет у них с Салли Лексом первый раз. Он верил в то, что поцелуй окажется жадным, голодным, злым. Ждать Генри Харт не любил. А ещё угнетало его то, что Салли Лекс — дворняга. Без рода и племени, без должного именин. То, что он имел сейчас, дал ему Арчер. На ту помойную псину, которую им представил когда-то старик, противно было смотреть. Генри тошнило от одного воспоминания о том моменте. И как же так получилось, что из худой и голодной собаки Салли Лекс превратился в того, кто завладел сердцем Генри Харта?
Поцелуй был сладким, томным, медленным. Генри растягивал удовольствие. Губы Салли Лекса дрожали. Они были полные, мягкие, немного обветренные. С привкусом морской соли. Но всё равно казались клубничным сиропом. Генри целовал их долго. То с нажимом, то легко, будто пушинку. Облизывал то нижнюю, то верхнюю. Захватывал их своими губами, посасывал, отпускал. Заставлял Салли открывать рот, запускал внутрь язык. Проявлял власть и доминантность. Говорил о том, что решать за них двоих будет лишь он, а Салли Лекс должен подчиняться. И не сопротивляться. Получать удовольствие и отдавать всего себя. Быть рядом до тех пор… Быть рядом всегда, но, скорей всего, этого Салли Лекс не поймёт. Надо объяснить словами. Но на слова у Генри Харта пока что времени не было, да и желания тоже. А ещё разговоры Генри не любил. И отношения строить собирался второй раз за свои сорок три года. Первые провалились, потому что ему надоело. Чувства угасли. Или, как он выразился, прощаясь со своим партнёром, протухли.
Когда терпение лопнуло, как мыльный пузырь, Генри оторвался от манящих губ Салли. В штанах звенели яйца, а член стоял колом, можно было им гвозди забивать. Взяв Салли за ворот рубашки, Генри Харт дёрнул её. Кнопки щёлкнули одна за другой. Генри сорвал рубашку, потом сорвал с себя джемпер и футболку. Прижался к Салли телом, вновь поцеловал. На этот раз жадно и требовательно. Даже грубо. Вжимаясь в Салли так, будто хотел проломить им дверь. Пока целовал, расстёгивал на его штанах ремень, потом пуговку и ширинку. Расстегнул свои брюки. Оторвавшись от Салли, стянул их вместе с трусами и проследил, чтобы Салли сделал то же самое. А дальше всё как в бреду.
Генри помнил, как потащил Салли к кровати. Помнил, как повалил его на мягкое покрывало. Как целовал, вылизывал, кусал. Как посасывал соски, теребил их пальцами. Как ласкал ладонью большой толстый член Салли, как разрабатывал дырку, взял из прикроватной тумбочки крем с розовым маслом. Как медленно входил, закинув правую ногу Салли себе на плечо. Старался не торопиться, чтобы не порвать. У Генри член был пусть не такой толстый, но длинный. Тот размер, который нравился всем. Генри помнил, как начал двигаться, как ускорялся и замедлялся, как в последний момент вышел, пережал основание себе и заставил то же самое сделать Салли. Как перевернул его на живот и посмотрел в пустые глазницы бога, тянувшего к нему худую, страшную руку. Помнил, как нагибался, чтобы укусить за лопатку, затем лизнуть, поцеловать шею, оставить там засосы. Как вновь вошёл и сразу же пустился вскачь. И помнил, как Салли стонал, как извивался под ним гибкой змеёй, как цеплялся за изголовье кровати, подмахивал бёдрами, прогибался в пояснице. Генри помнил, как под конец голова пошла кругом и он излился в долгожданную задницу, хрипло рыча. Липкие капли пота скатывались по груди и животу, катились по спине. А Генри, только кончившему, хотелось продолжения.
За окном бушевала непогода. Ветер рвался в стекло, капли дождя били по тонкой преграде, но никак не могли пробить её. День клонился к вечеру, и если бы не пасмурная погода, то наблюдали бы они сейчас красивый закат. Из окна спальной зоны открывался прекрасный вид. Вдали, сейчас спрятанные туманной дымкой, находились коралловые рифы, справа высился лес. Комната Генри не нравилась, но вид из окон был чудесный. Жаль, что непогода всё портила.
Генри Харт в постели был дьяволом. Но лишь иногда, когда очень хотел. Те шлюхи, что испытали его демоническую сущность, потом неделю отходили. Об этом Генри рассказывал секретарь, который тщательно следил за его случайными партнёрами. И который, даже будучи в городе, сумел отобрать ему шлюх здесь. А вот Салли Лекса Генри выбрал сам. Как же давно он этого хотел! И правда давно, просто отказывался верить в это. Смирился с этим фактом недавно…
Салли достался в партнёры демон. Генри это понимал, но остановиться не мог. Хотел снова и снова. Засаживал глубоко и с силой. Двигался быстро, иногда даже слишком. Салли задыхался, хрипло стонал, почти пищал, но не отталкивал. Генри видел — сам хотел. Генри чувствовал то, что хотел знать. Салли Лексу Генри Харт нравится тоже. Если бы не нравился, Салли Лекс сделал бы с ним это раз, а потом бы ушёл. И Генри ничего не смог бы изменить. Не остановил бы его. Потому что Салли Лекс — неприкосновенная личность. Никто не имеет права причинять боль Салли Лексу против его воли. Дворняга, ставшая элитой, теперь имела большую власть, и пожелай он — Шоу с Филдером оказались бы на дне моря, что бушует за окном, поднимая волны и разбивая их о скалы. Впрочем, это был спорный вопрос, в который Генри вдаваться не собирался.
Генри успокоился только под утро, когда Салли был выжат как лимон и не мог ни говорить, ни шевелиться. Его глаза закрывались, он вот-вот готов был провалиться в сон. Генри встал с кровати, принял душ и завалился рядом, крепко прижимая Салли к себе. Некоторое время лежал и слушал его размеренное дыхание, боялся, как мальчишка, закрыть глаза. Если уснёт — Салли может уйти. А он не хотел, чтобы Салли уходил. Он хотел с ним проснуться, принять с ним душ, позавтракать с ним, посмотреть с ним на рассвет — если тучи расступятся завтра и если они успеют его застать. Но через некоторое время Генри всё же уснул. И, как и прежде, снилась ему темнота.
Проснулся Генри от мягких лучей, что скользили по его лицу. Щурясь, продрал глаза. Некоторое время лежал на боку, пробуждаясь. Всё казалось правильным, но что-то беспокоило. Что — не мог понять, а когда осознал, резко сел. Салли Лекса рядом не было. Салли Лекс ушёл. Дьявол! Тихо встал, оделся и ушёл. Посчитал произошедшее сексом на одну ночь. Для себя решил, что так будет правильнее. Бросил Генри Харта, который сам бросал или выбрасывал — разницы никакой.
Ругнувшись вполголоса, Генри отбросил покрывало, посмотрел на скомканную и грязную постель. Спустил ноги с кровати, посидел немного, пройдясь ладонями по лицу и пригладив чёрные, как смоль, волосы. На висках уже проступала седина. Затем поднялся и направился в ванную, но проходя через просторную гостиную, замер. Салли Лекс стоял на балконе, спиной к входной двери, в штанах и рубашке. С мокрыми волосами. Подставлялся лёгкому ветерку, смотрел на морские просторы. На коралловые рифы. О чём он думал? И о чём думал Генри, прожигая его прямую и широкую спину взглядом?
Не задумываясь над тем, что делает, Генри подошёл к Салли, протянул руку, положил на его плечо, чтобы развернуть. Салли вздрогнул, попытался произвести захват, но Генри был ловчее и быстрее. И сильнее, конечно же. Пусть Салли Лекс за долгое время и набрал мышечную массу и был высоким, но всё равно уступал Генри Харту. Генри прижал Салли спиной к панорамному окну, сжал пальцами горло и заглянул в синие глаза.
— Простите, мистер Харт, я задумался, — прошептал быстро Салли Лекс, и «мистер Харт» резануло Генри тонкой бритвой по ушам. После такой ночи — и на «вы»? Генри стало очень любопытно, что думает Салли о том, что между ними случилось.
— Куда-то торопишься, Салли? — спросил Генри, умышленно обращаясь к нему по имени и на «ты».
— Уже утро, — прохрипел Салли. — У меня много работы.
— У меня тоже, — ответил Генри, отпуская его, но даже не думая отступать. Генри был голый и стоял совсем близко. А рубашка у Салли была застёгнута не на все пуговки — три верхние остались расстёгнутыми. Это возбуждало Генри. — Но предлагаю немного задержаться. Всё время работать — вредно.
Уж кто бы говорил! Генри, который постоянно был в движении, такая фраза была несвойственна, он и терпеть её не мог, но вот сейчас использовал, чтобы удержать того, кого хотелось вновь прижать к матрацу и целовать.
— Я понимаю, но у меня и правда много работы, — промямлил Салли Лекс. Он смутился. Стал робким. Посмотрел в одну сторону, потом в другую. Прятал взгляд. Генри это нравилось.
— Хм, — он хмыкнул. — Салли, — прошептал Генри, приближаясь к Салли ещё ближе. Упираясь одной рукой в обманчиво хрупкое стекло, вторую Генри Харт запустил под рубашку, прикоснулся к горячей коже. От Салли пахло гелем для душа. Вот-вот, и их губы соприкоснутся. — Останься со мной. Сведи меня с ума снова. Только ты способен творить в моей постели чудеса. И только ты можешь заставить моё сердце биться быстрее. Ты мне нужен, Салли Лекс.
Генри, не дожидаясь ответа, прижался к манящим губам и отдался во власть поцелуя. Салли не оттолкнул. Наоборот, раскрыл рот и толкнулся языком навстречу, забывая про то, что совсем недавно ему нужно было на работу.
Непогода отступила. Тучи пусть и неохотно, но разбегались в стороны. Взошедшее солнце скользило по водной глади лучами, опаляя ими огромный оздоровительно-развлекательный комплекс «Остров». Дарило тепло. Лёгкий ветерок дул с моря, не предвещая беды. Генри Харт чуть присел, подхватил Салли Лекса под ягодицы, приподнял его и зашёл с ним в комнату. Пройдя через гостиную, он оказался у двери, ведущей в ванную. Открыв её, толкнул Салли внутрь комнаты и зашёл следом.
Всё получилось именно так, как Генри Харт и хотел…