- Сегодня особая ночь, сынок. Мы будем петь и танцевать во славу великого Диониса.

Мы идем по извилистой горной тропинке. Подъем довольно крутой и мои ноги устали. Я спотыкаюсь о выступающие из земли корни и камни. Мне хочется спать, я тру кулаками глаза. Путь кажется нескончаемым. Я цепляюсь за юбку матери.

- Не тяни меня за одежду, Александре!

- Я устал, - начинаю я хныкать и прижимаюсь к бедру матери, - возьми меня на руки!

- Ты слишком тяжелый, мой мальчик, - тихо смеется она, - а, кроме того, ты же, кажется, только утром уверял меня, что уже взрослый!

Я поджимаю губы и, тяжело вздохнув, продолжаю шагать вперед. То ли камни начинают попадаться на дороге чаще, то ли я уже не разбираю дороги, но через несколько минут я спотыкаюсь и падаю на колени, обдирая кожу до крови. Слезы застилают мне глаза. Мама ушла вперед с группой молодых женщин, и не слышит, как всхлипывает от боли и обиды ее сын.

- Сильно ушибся? – передо мной стоит высокий черноволосый юноша в белоснежном хитоне. Его глаза улыбаются. Я упрямо мотаю головой и стараюсь скрыть текущие по щекам слезы. – Давай-ка я понесу тебя. Идти еще долго, а у тебя разбиты колени.

Он легко подхватывает меня на руки и сажает к себе на плечи:

-Так лучше, правда?

- Я тяжелый, - хмуро предупреждаю я его, - мне мама сказала.

- Конечно. Она же женщина. А я воин. Для меня ты легкий, как перышко, - смеется юноша, - только не души меня руками!

Я сижу на широких плечах Клита. Слезы высохли, и я давно забыл о разбитых коленках. Теперь, когда под ноги можно не смотреть, я вижу, как сквозь густую сень деревьев пробиваются лучи полной луны, заливая тропинку призрачным светом. Ветра почти нет, и слышатся лишь негромкие голоса людей и звук шагов на каменистой тропе.

Широкая поляна, с трех сторон окруженная скалами – идеальное место для праздника. Мужчины и женщины в тонких одеждах раскладывают принесенные с собой угощения, посуду и музыкальные инструменты на расстеленных по кругу покрывалах. Мужчины складывают высокий костер и начинают готовить козлятину. То и дело слышится смех. Отблески пламени причудливо отражаются на лицах людей. В центр поляны выносят глубокую расписную чашу, заполняют ее вином из мехов. Высокий седой мужчина в длинном химатионе выступает вперед, и начинает напевным голосом рассказывать легенду о рождении Диониса.

- И пусть животворная сила этого напитка войдет в каждого из нас и поможет нам соединиться с тобой, о Дионис! – восклицает он и простирает руку над чашей. Лунный свет танцует на глади вина. Жрец наклоняется и первым пробует вино. За ним следуют все пришедшие на праздник. Звучит музыка. В середину круга выходят несколько девушек в полупрозрачных одеждах и начинают кружиться в легком танце, напоминающем порхание мотыльков. Старинный гимн Дионису. Его поет юноша, которого я видел несколько раз в храме. Он ходит между собравшимися и, не прерывая пения, раздает венки из виноградных листьев и цветов из корзины. Мне тоже дают венок и подводят к чаше.

- Ты можешь сделать только три глотка, Александре, - шепчет мне на ухо мама.

Вино терпкое и совсем не сладкое. Мне не нравится вкус, и я недовольно морщусь. Но очень скоро появляется другое, незнакомое чувство. Голова начинает кружиться, и по телу растекается приятное тепло. Кто-то хватает меня за руку, и я уже несусь в веселом хороводе. Музыка постепенно ускоряется, и мы, хохоча, спешим за ней. Кто-то подносит к моим губам чашу, и я слышу смеющийся голос:

- Ты первый раз тут, малыш. Пей, пока мама не видит! Сегодня особенная ночь! Сегодня с нами сам Дионис!

Все кружится у меня перед глазами. Пламя костра, лунные блики, лица, фигуры танцующих людей. И начинает казаться, что силуэты деревьев и скал искажаются, дробятся и тоже несутся в бешеной пляске.

Я запыхался и опускаюсь на покрывало рядом с раскидистым деревом, чтобы немного перевести дыхание. Никто не обращает на меня внимания. Я слежу за танцующими взглядом. Вдруг от толпы отделяется статная фигура незнакомого юноши, и направляется прямо ко мне. Его движения легки и быстры. Длинные темные кудри, рассыпанные по плечам и спине, украшает венок из виноградной лозы, сплетенной с розами. Такого нет ни у кого на этой поляне. Я не сразу понимаю, что он совершенно обнажен. Я хочу подняться на ноги, но сил почему-то нет, и я, как завороженный, смотрю на гибкую фигуру, приближающуюся ко мне. Он опускается на покрывало рядом со мной. Я вижу совсем близко улыбающееся прекрасное лицо, сияющие, точно звезды, большие глаза, и понимаю, что передо мной вовсе не юноша, а взрослый мужчина. От него исходит восхитительный аромат и ощущение безграничной силы. Он протягивает руку, касается пальцами моих волос, щеки, подбородка, губ:

- Ты устал, прелестное дитя! Не борись со сном. Я не обижусь, - бархатный голос, словно отзвуки далекого грома и шелест весенней листвы, наполняет мою душу покоем и умиротворением, - отдыхай. Ты люб мне, Александре. Мы еще обязательно встретимся…

Мужчина склоняется надо мной и нежно касается губами моего лба. Потом легко поднимается и уходит обратно, смешиваясь с танцующими.

- Ты уснул, мой мальчик, - я с трудом разлепляю отяжелевшие веки и вижу маму, склонившуюся надо мной.

- Где он? – бормочу я, вспомнив о своем разговоре с незнакомцем.

- Кто?

- Тот мужчина в венке из роз и винограда. Он танцевал у костра, а потом подошел ко мне. У него такие глаза… И он был голый…

- О ком ты? Здесь никто не танцевал голым, - смеется мама, - тебе, наверное, приснилось…

- Он обещал, что мы еще встретимся! Он такой…Такой красивый!

- Это был сам Дионис, - лицо седого жреца внимательно и серьезно, - и этой ночью он благословил тебя.

- Я же говорила, что ты особенный, - сияющая улыбка озаряет лицо матери, - мой Ахиллес!

Следующей ночью мне снилась поляна в лесу и кудрявый незнакомец, окутанный лунным сиянием.